Сработало. Превратившаяся в пар никотиновая жидкость изгнала демонов, и желание курить пропало. Томми ощущал облегчение, пока не увидел себя со стороны: вот он сидит, съежившись, как исполненный раскаяния грешник, и пытается скрыть свое курение. Электронная сигарета, в отличие от обычной, не обладала флером сомнительного гламура, и в довершение всего Томми почувствовал себя жалким. В глазах закололо, и он понял, что сейчас заплачет.
Он моргнул и со всей злости впился зубами в сэндвич. Пришлось постараться, чтобы проглотить кусок, несмотря на вставший в горле ком. Он просто-напросто не в форме. Он никогда,
Когда пиво было выпито, а сэндвич съеден, Томми полегчало, но затем он совершил ошибку: взял телефон и зашел в «Инстаграм» Мехди. Первым, что он там увидел, оказалось селфи, которое Мехди сделал в Сарае. Над фотографией подпись: «Изучаю самоубийство на статуе, прихватил с собой легендарного Томми Т.».
Томми не знал, насколько продуманными были эти слова, но если бы он предположил, то сказал бы: на сто процентов.
Томми увеличил собственное лицо и обнаружил, что оно вполне соответствует брошенному Мехди эпитету. Он выглядел старым, уставшим, располневшим и потрепанным. Серым.
Он сидел, уставившись в черный каменный пол, и чувствовал, как смерть подходит все ближе. Он свое сделал, прожил свои годы, скоро его сдадут в утиль, теперь оставалось только увядание, вскоре он окончательно перестанет быть легендой, станет чем-то меньшим, ничтожным. Тем, кто когда-то был, но кого больше нет. Вот и все.
– Привет, что ты тут делаешь?
Томми поднял глаза и, возможно, он все же, не заметив того, начал плакать, поскольку перед глазами все помутилось. Контуры стоящей перед ним светлой фигуры растворялись в ореоле вокруг нее. Томми протер глаза, и ему явилась Анита в вязаном свитере цвета слоновой кости. Она погладила его по щеке и спросила:
– Ты плачешь?
Томми помотал головой. Из грудной клетки словно вырвали затычку, и вся эмоциональная муть хлынула из него наружу, оставляя после себя свободное пространство, которое медленно наполнялось светом. Раньше он никогда не сталкивался с Анитой в городе, и то, что это произошло именно сейчас, казалось неслучайным. Как судьба.
– Хорошо, – сказал он.
– Что хорошо? – спросила Анита и села по другую сторону стола.
Сейчас Томми с трудом подбирал слова, что с ним бывало нечасто.
– Съехаться. Вот это все. Хочу. Очень. Если ты еще хочешь.
Анита медленно покачала головой – это, вероятно, означало «да». Взяла со стола сигарету Томми и, вертя ее в руке, спросила:
– Что заставило тебя решиться?
– Я умираю, – ответил Томми. – И хотел бы перестать.
Линус
1
Однажды Линус видел рекламу фокусника Карла-Эйнара Хекнера. Он был одет во фрак и шел по грунтовой дороге между полями. В одной руке он держал черный воздушный шар на веревке. У него не было головы. А у шара были волосы и шляпа, но не было лица.
Именно так Линус чувствовал себя, пробираясь по лесным тропам неподалеку от Кюмлинге. Словно сознание отделилось от тела и теперь витало над плечами и управляло его движениями при помощи телепатии. Знание, которое он вынес из пыток и обучения, никуда не делось. Он – ничто в этом мире, все не всерьез, а лишь игра, в которую его посадили играть.
То, что он убил человека, его ничуть не угнетало. Конечно, тот был в обличье медведя, но, насколько Линус понял, в этом мире Сергей тоже никогда не вернется в бизнес. И все же его это не тяготило, поскольку и тяготить-то было нечего, ведь он – ничто. Растянутые после электрошока сухожилия и мышцы адски болели, но это происходило где-то в другом месте. Внутри воздушного шара все было спокойно.
Это одновременно кружило голову и доставляло удовольствие. Еще с периода полового созревания Линус ненавидел свое тело. Прежде чем заняться сексом с Кассандрой, он всегда выключал свет, и дело тут было не только в ее дряблой фигуре. Он не хотел видеть собственные выпирающие тазовые кости, тощие бедра и узкую безволосую грудь – все это возбуждало так же слабо, как и содрогания Кассандры.
Теперь это не имело никакого значения. Марионетка, которой он управлял между мокрыми елями, была просто вещью, с которой ему приходилось жить. Линус не испытывал ни стыда, ни страха. В душе он гепард – вот что важного можно о нем сказать. Он это увидел, прочувствовал, прожил.