Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми

Изменения, внесенные в 1994 году (35), привели к следующим последствиям: теперь, если подозреваемый не упомянул на допросе в полиции то, на что он впоследствии ссылается в суде, или если он решил не давать показания на суде, присяжным может быть предложено сделать «неблагоприятный вывод» против него – другими словами, добавить эту информацию в пользу обвинения в качестве доказательства его вины. Ассоциация старших офицеров полиции приветствовала это изменение, отметив, что оно «поможет восстановить баланс в пользу правосудия для жертв, свидетелей и массы законопослушных граждан» (36).

На первый взгляд мантра «нечего скрывать» действительно может показаться привлекательной. Только вот она упускает из виду тот факт, что люди могут хранить молчание по целому ряду причин, не связанных с их виной или невиновностью. Они могут защищать кого-то другого. Или опасаться чьей-то мести. Они могут молчать, потому что они растеряны или потрясены тем, что их арестовали и теперь допрашивают в полицейском участке. Или потому что хотят подождать и посмотреть, какие против них имеются доказательства, чтобы дать наиболее полные показания. Они могут отказаться от дачи показаний в суде по совету адвоката, считающего, что подозреваемый может произвести плохое впечатление на присяжных. Я сам давал этот совет клиентам, которые кричали мне о своей невиновности. У них против вас недостаточно доказательств. Я понимаю, что вы хотите рассказать присяжным свою версию, но, по моему мнению, вы можете запутаться и случайно помочь обвинению. Для вас будет лучше ничего не говорить.

И хотя, без сомнения, правом на молчание пользовались и пользуются некоторые очень плохие и очень виновные люди, они, конечно, не единственные, кого затрагивает его отмена. Она также затрагивает, например, детей с задержкой в развитии. В 2010 году подросток с IQ шестьдесят восемь и речевыми навыками ребенка семи-восьми лет не стал давать показания на своем суде по делу об убийстве. Судья, как полагается по закону, указал присяжным, что это то, что может быть добавлено к позиции обвинения против него (37). В 2005 году Сэм Халлам был осужден за убийство. Его приговор был отменен семь лет спустя Апелляционным судом после того, как выяснилось, что он стал жертвой «явно ненадежных доказательств опознания», «неспособности полиции должным образом расследовать его алиби» и «нераскрытия обвинением материалов, которые могли бы поддержать его версию» (38). Одним из доводов обвинения, который обеспечил ошибочное признание его виновным, было его решение, принятое по совету юриста, не давать комментариев на допросе в полиции.

Правительство новых лейбористов[113]

, пришедшее на смену Говарду в 1997 году, также придерживалось идеи о необходимости «вернуть систему уголовного правосудия», поскольку крайности антиобщественного поведения и исламистского терроризма сильно беспокоили премьер-министра. Тони Блэр часто жаловался на то, что «правосудие перекошено в сторону преступника и нуждается в изменении баланса в сторону жертвы» (39), и в 2003 году внес два серьезных изменения в систему уголовных доказательств. Доказательства с чужих слов – то, что было сказано кем-то вне суда, на что обвинение хочет опереться, чтобы доказать правдивость сказанного, – исторически не принимались судом по очевидной причине. Если вас обвиняют, скажем, в краже яблока, будет нечестно, если обвинение вызовет случайного представителя общественности, который скажет суду: «Джим сказал мне, что он видел, как украли яблоко». Вы хотите, чтобы сам Джим, первостепенный источник доказательства, присутствовал на допросе. Закон об уголовном правосудии 2003 года значительно облегчил обвинению представление доказательств с чужих слов. Это же нововведение в законодательство облегчило прокурорам представление доказательств о «дурной репутации» подсудимого – предыдущих приговоров (или даже просто обвинений), которые в основном не фигурировали в уголовных процессах, чтобы присяжные смогли сосредоточиться на доказательствах по рассматриваемому делу, а не на плохой репутации подсудимого. К концу своего пребывания у власти, в 2006 году, мистер Блэр продолжал гнуть свою линию.

Я ни в коем случае не пытаюсь утверждать, что тут все однозначно; существует огромное количество научной литературы, в которой обсуждаются вопросы о том, где должны проходить границы в требованиях к доказательствам по уголовным делам. Между тем, что было однозначным, так это дискурс, публично развернутый правительством: эти изменения должны волновать вас, только если вы являетесь преступником. Это единственные люди, которых это коснется. Есть преступники, а есть их жертвы. Ни о каких «обвиняемых» речи не идет. Настоящая презумпция виновности.