Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми

На протяжении всей этой книги я непринужденно ссылался на принцип верховенства закона, словно подразумевая, что существует устоявшееся определение, с которым мы все знакомы и согласны, но это, как вам подтвердит любой специалист по конституционному праву, не так. Точная природа и сфера действия принципа верховенства закона – предмет многовековых научных дебатов, но в качестве рабочего определения трудно найти более подходящее, чем предложенное Томом Бингхэмом, бывшим лордом – верховным судьей Англии и Уэльса, в его исторической книге «Верховенство закона»: «Все лица и органы власти в государстве, будь то государственные или частные, должны быть связаны законами, принятыми публично, вступающими в силу (как правило) в будущем и публично применяемыми в судах, равно как и иметь право использовать эти законы в свою пользу (11)».

Центральным элементом этого и почти всех остальных определений является то, что перед законом все должны быть равны. Закон должен одинаково применяться к каждому из нас. У каждого из нас одинаковые юридические права и обязанности, и к каждому применим один и тот же справедливый правовой процесс, даже если мы категорически не согласны с его результатом[117]

.

Принято считать, что наша традиция равенства всех перед законом гордо и безукоризненно восходит к Великой хартии вольностей 1215 года. В главах 39 и 40 впервые была предпринята попытка ограничить власть короля и поставить его в рамки закона: «Ни один свободный человек не может быть схвачен или заключен в тюрьму, лишен своих прав или имущества, объявлен вне закона или изгнан. Мы не будем применять к нему силу иначе, как по законному приговору равных ему или по закону страны. Никому не будет отказано в праве или справедливости, и никто не сможет их купить».

Однако в популярном пересказе часто упускается тот факт, что король Иоанн отказался от Хартии вольностей в течение нескольких месяцев, а последующие столетия порой напоминали надоевшую мыльную оперу, повторяющую одну и ту же сюжетную линию о том, как Корона перегибает палку и стремится поставить себя – или своих наименее любимых подданных – вне закона. В качестве примера можно привести Звездную палату, под юрисдикцией которой политических врагов Якова I и Карла I тайно пытали, судили и признавали виновными, вплоть до ее отмены в 1640 году.

КАРЛ I ВСТУПИЛ В ПРЯМОЙ КОНФЛИКТ С ПАРЛАМЕНТОМ В 1628 ГОДУ, КОГДА ПРИКАЗАЛ ЗАКЛЮЧИТЬ ПОД СТРАЖУ ПО «ОСОБОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ» 5 РЫЦАРЕЙ, КОТОРЫЕ ОТКАЗАЛИСЬ ОПЛАТИТЬ ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ЗАЕМ ДЛЯ ФИНАНСИРОВАНИЯ ВОЕННЫХ АМБИЦИЙ КОРОЛЯ.

Решением стала Петиция о правах 1628 года, в которой Карл неохотно согласился на пакет ограничений своих полномочий, разработанных для того, чтобы «ни один свободный человек не мог быть заключен в тюрьму или под стражу упомянутым выше образом», после чего приступил к продлившемуся одиннадцать лет самодержавному личному правлению, в ходе которого парламент был отодвинут на второй план.

В Билле о правах 1689 года, содержащем условия, на которых Вильгельм Оранский согласился стать королем, изложены многие из принципов, которые мы признаем сегодня в современном правовом регулировании. Священная власть была отменена; Корона теперь подчинялась закону. Права были закреплены в законодательстве, включая власть и независимость парламента, право на суд присяжных, запрет на жестокое и необычное наказание и запрет на чрезмерные штрафы или чрезмерный залог. В 1701 году Акт об урегулировании обеспечил независимость судебной власти, наделив судей иммунитетом за действия, совершенные в рамках судебного процесса, что сделало их недосягаемыми для монархов, стремящихся повлиять на судебные решения, и создало основу для верховенства закона (12).

Очевидно, что до полного равенства перед законом было еще далеко. Дискриминация по признакам расы, пола, инвалидности, религии, возраста, сексуальной ориентации и семейного положения, и это лишь некоторые из них, пронизывала закон, равно как и наше общество, – что, собственно наблюдается и по сей день. Путем постепенных улучшений мы пытались продемонстрировать верность идее о том, что каждый из нас имеет равное право на защиту, предоставляемую законом, и на соблюдение установленной правовой процедуры, когда государство пытается вмешаться в нашу жизнь. Уж точно именно эту историю мы рассказываем себе и другим, когда хвастаемся на международной арене знаменитой британской приверженностью принципу верховенства закона.

Между тем нам не нужно далеко ходить, чтобы увидеть, что даже в современную эпоху стремление завоевать симпатии в суде общественного мнения может превалировать над нашими принципами. Ниже мы рассмотрим три громких примера из множества подобных.

Роберт Томпсон и Джон Венеблс