Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми

Потому что именно здесь, на бытовом уровне, правозащитное законодательство оказывает самое глубокое влияние. Согласно статистике, с 1975 по 2015 год только четырнадцать выигранных в ЕСПЧ дел касались террористов, в тридцати пяти фигурировали преступники, в сорока пяти – заключенные, а в 203 остальных – «другие люди» – законопослушные граждане вроде нас с вами. Когда газета Daily Mail опубликовала статью о том, что ЕСПЧ обязал правительство Великобритании выплатить 4,4 миллиона фунтов стерлингов «убийцам, террористам и предателям» за счет налогоплательщиков, ее вынудили опубликовать опровержение, в котором объяснялось, что истинная сумма компенсаций составила 1,7 миллиона фунтов стерлингов и что «деньги были выплачены целому ряду истцов», многие из которых вовсе не были преступниками (98).

Конечно, среди людей, подающих иски против государства, все равно будет непропорционально большое количество непопулярных личностей, однако на то есть весьма очевидная причина: те, кого нас призывают бояться больше всего – заключенные и люди, находящиеся в центрах содержания иммигрантов, – круглосуточно контактируют с государством.

В этом, между тем, и заключается суть прав: они есть не только у тех, кто нам нравится.

ПРАВА – БОЛЕЕ ТОГО, ЗАКОН – ЕСЛИ ОНИ ЧТО-ТО ЗНАЧАТ, ДОЛЖНЫ ПРИМЕНЯТЬСЯ В РАВНОЙ СТЕПЕНИ КО ВСЕМ.

Это не означает, что при этом не должны учитываться права других людей или общественные интересы, однако мы не можем грубо переступать через них или полностью их отменять только потому, что человек считается «недостойным». В каком же простом мире живут Тони Парсонс и его коллеги-журналисты, если для достижения справедливости им достаточно лишь провести черту между хорошими и плохими людьми и чтобы хорошие люди при этом имели неограниченные возможности делать жизнь плохих несчастной. Вешайте их, пытайте, разлучайте с детьми и высылайте из страны. Проще некуда. Никаких оттенков серого, никаких уступок человеческой слабости. Правосудие – это месть. Ни больше ни меньше.

Как сказала леди Хейл, председатель Верховного суда, «В основе [прав человека] лежит достоинство, присущее всем людям, независимо от их слабостей или недостатков… Возможно, иногда эти права приходится ограничивать или ущемлять… но отправная точка должна быть такой же, как и для всех остальных» (99).

Иначе и быть не может. Нас призывают забыть, что наши права, хотя и являются индивидуальными, одновременно с этим они и общие, в том смысле, что применимы к каждому из нас без исключения. Также нам предлагается забыть, что двигатель правосудия работает на топливе прецедентов: как только какое-то решение принимается в отношении одного человека, такое же решение в схожих обстоятельствах может быть применено и в отношении другого. Нас может совершенно не беспокоить, выдадут ли какого-то там подозреваемого в терроризме государству, где его могут казнить, пытать или отказать ему в справедливом суде; однако правовая система должна допускать это и в отношении вашего партнера, или друга, или сына-подростка, чьи компьютерные шалости принесли ему проблемы с иностранными спецслужбами. Разрушение концепции прав человека – что, как нас упорно пытаются убедить, исключительно в наших интересах – просто потому, что это иногда приводит к выгоде людей, которые нам не нравятся, – это политика на уровне детского сада. Если продолжить аналогию со здравоохранением, которую я уже приводил, это все равно что поддерживать отмену единой системы здравоохранения только потому, что услугами НСЗ[92] иногда пользуются убийцы, террористы и педофилы.

Как я уже говорил ранее и повторю еще раз, мой главный довод заключается вовсе не в том, что все дела о правах человека решаются правильно, и не в том, что существующая система не может быть улучшена, и не в том, что недопонимание, гнев и разочарование общественности являются необоснованными. Многие дела, включая те, освещение которых я критиковал, представляют собой пограничные случаи; против решения суда можно выдвинуть веские аргументы о том, где именно проходит черта и почему именно шаткое равновесие в итоге склоняется в ту или иную сторону. Имеются обоснованные критические замечания по поводу чрезмерного влияния суда и того, как доктрина «живого инструмента», используемая ЕСПЧ, рискует выйти за рамки защиты прав человека и переступить границу социальной политики. Я бы не стал мешать кому-либо выступать против этого.

Тем не менее я бы попросил, чтобы мы вели эти дебаты на основе фактов, а не искажали исключительные случаи, выдавая их за норму. В конце концов, если аргументы против Закона о правах человека настолько убедительны, как уверяет нас в этом правительство, то явно будет достаточно только их самих, без необходимости напускать туман дезинформации, чтобы сбить с толку избирателей.

Потому что этот туман не случаен. Это преднамеренная дымовая завеса, напускаемая теми, кто дергает за рычаги власти и желает, чтобы сопротивление прекратилось.