Ответьте, разве Павел Петрович делает что-то неправильно? Разве хочет гибели России?
– Ну, что ты. Я так вовсе не думаю. Да и кто ж её погубит, такую огромную и могучую? Только если сами мы сдуру. Но, понимаешь, не лежит у меня душа к реформам нашего императора. Понимаю, что делает он это, поддаваясь самым благороднейшим порывам души. Но ангел-хранитель шепчет мне на ухо, чтобы я не ввязывался в дела императора. А может, я уже в том возрасте, когда старики становятся желчными, упрямыми и тупыми.
– Вовсе нет, – запротестовал я.
– С Богом, Семён, – пожал он мне крепко руку. – Авось, свидимся ещё. Счастья тебе. Коль обидел в чем – прости старика, да не поминай лихом.
* * *
Аракчеев вызвал меня к себе чуть свет:
– Добров, езжай на Фонтанку к дворцу Елизаветы Петровны. Ерунда там какая-то ночью приключилась. Часовой, якобы самого архангела Михаила видел и даже с ним разговаривал.
– Спятил? – решил я.
– Не знаю, пьян он был или спятил, да только сержант ему поверил, и караульный офицер рапорт прислал, что сей солдат в полном здравии. – Аракчеев показал бумагу, исписанную кривым почерком. – Ещё чудес нам не хватало. Разузнай все, да пригрози, чтобы слухи глупые не распускали. Говорят, там уже у ограды дворца толпа юродивых, да богомольцев собралась. А лучше всего, пришли-ка сюда этого караульного с офицером.
Двухэтажный дворец Елизаветы Петровны окружал канал. У единственного моста собралась толпа богомолок в черных рясах и юродивых в лохмотьях. Нестройными голосами он возносили хором молитву:
«О Господень Михаиле Архангеле, шестикрылый первый Княже и Воевода Небесных сил, Херувим и Серафим».
Толпа огромная – к мосту не подобраться. Не буду же я юродивый плетью разгонять, да ещё когда они молитву возносят. Я заметил отставного офицера позади молящихся. Решил обратиться к нему, может он мне поможет. Офицер был в одном красном сюртуке, без плаща. Шляпы на нем тоже не было. Густые поседевшие волосы собраны в узел на макушке.
– Прошу прощения, – обратился я к нему. – Вы не могли бы мне помочь?
Он обернулся. Да это же женщина. На вид – старуха, за шестьдесят. Но лицо какое-то светлое. Глаза ясные.
– Простите, – сконфузился я.
Она приветливо улыбнулась.
– Меня Андреем Фёдоровичем звать, – сказала старушка.
– А ты от царя? Слезай с коня, я провожу тебя.
Только теперь я заметил, что мундир на ней был заношенный. Сукно выцвело, галуны пообтёрлись. Да и сам сюртук был ей непомерно велик. Но я послушно слез с коня. Передал поводья мальчишке. Дал ему полкопейки.
Обещал дать ещё копейку, когда вернусь.
А старушка взяла меня за руку своей сухенькими горячими пальцами и повела к мосту:
– Разойдись. Разойдись, рванина! – тихо, но настойчиво повторяла она, раздвигая толпу.
– Проходи, Андрей Фёдорович, – сторонились юродивые. – Помолись за нас, – говорили богомолки с почтением.
– Помолюсь, родимые, – отвечала она. – День-то сегодня какой радостный. Михайлов день. И архангел посетил нас.
Мы прошли сквозь молящихся. Она провела меня через мост к караульным будкам. Двое гренадёров и седой сержант стояли на страже.
– Всё. Дальше сам иди, служивый, – сказала старушка, отпуская мою руку.
Седой сержант подбежал к нам.
– Андрей Фёдорович, благослови, – попросил он, опускаясь на колено. – Я же с вами служил в одном полку.
– Благословляю, – сказала старушка, да только службу не забывай. Негоже колени приклонять солдату.
Сержант смутился, встал.
– Дочка моя никак забеременеть не может. А я уж старый. Мне внуков хочется…, – начал он.
Не переживай и молись. Родит тебе внука к Пасхе.
Прощай, – и она ушла.
– Во имя Отца и Сына, – перекрестился сержант, обрадованный благой вестью.
Кто это? – спросил я.
– Вы разве не знаете, ваше благородие? – Это же блаженная Ксения.
– А почему она в военном мундире?
– Муж у неё полковником был, Петров, Андрей Фёдорович. Мы с ним в одном полку служили. Умер внезапно. Вот, после этого она и юродствует. Не пережила. Надела его форму, шла за гробом и говорила всем, что это Ксению хоронят, а Андрей Фёдорович жив.
– Так она сумасшедшая? – попросил уточнить я.
Сержант вытаращил на меня глаза и побагровел.
– Господь с вами, ваше благородие, – прорычал он. – Нельзя так говорить о юродивых.
– Простите, – сконфузился я, поняв, что сболтнул глупость.
– Она все знает про всех, – начал объяснять он. – Она молится за всех. Сколько уж людей от бед спасла.
– У неё родственники есть? Где она живёт?
– А нигде. И родственники есть, состоятельные. Да только она брать от них ничего не желает. И своё имущество бедным раздала. А по ночам она из города уходит, куда – никто не знает, но говорят, многие слышали в лесах или на болотах, как она молится. Шли на голос, а увидеть её не могли. Ой, простите, заболтал я вас, – спохватился сержант. – Доложить по уставу?
– Да, бог с ним, с уставом, – махнул я рукой. – Поручик Добров. Послан генерал-губернатором Аракчеевым, узнать, что у вас тут произошло ночью.
– Сержант Засядько, караул Преображенского полка, – отрапортовал он. – Желаете допросить караульного, который видел Архангела?