Императорский покер

Через полмесяца после Ваграма, 23 июля 1809 года, Чернышев вернулся в Петербург и месяцем позднее, 21 августа, Александр выслал его снова во Австрию с двумя письмами. Первое из них, врученное адресату 1 сентября в венском дворце Шёнбрунн, предназначалось "брату". В этом письме царь радужно распространяется о своей дружбе к "Monsieur mon frére" ("Мои дела находятся в руках Вашего Императорского Величества. Со всей открытостью доверяюсь дружбе, которую ко мне Ваше Императорское Величество питает"), речь же в письме шла лишь о том, чтобы Наполеон не увеличивал этой – как это шикарно определил – "ci-devant Pologne" (бывшую ранее Польшу – фр.) (кстати, просьба эта исполнена не была, и в тот год Бонапарте весьма увеличил площадь Герцогства Варшавского).

Второе письмо Чернышев завез в венгерский замок Дотиш, где проживал разбитый император Австрии, Франциск. Правда, в этом письме черным по белому стояло, что Россия – союзник Франции и Австрии помогать не может, но Чернышев успокоил Франциска устным посланием от царя: временно они обязаны так писать, но, потерпите, а там поглядим, кто будет сверху.

С той поры полковник Чернышев был постоянным связником между Наполеоном и Александром и делал это с рвением врожденного кавалериста. Кто-то подсчитал, что за неполные четыре года он преодолел по этому маршруту более десяти тысяч миль! Как-то раз он преодолел расстояние из Петербурга в Байонну (на берегу Бискайского залива) и назад, то есть, почти что семь тысяч илометров, за тридцать четыре дня! Как для тех времен, это было рекордное достижение, и только лишь доверенный курьер Бонапарте, Мусташ, мог бы с ним сравниться. Чернышев делал это настолько регулярно, что в Париже, в котором пребывал чаще, чем в Петербурге, его называли "почтальоном".

А еще там же называли его "красавчиком Чернышевым" ("Le beau Tchernitcheff"[80]), ибо – как заверяла в своих воспоминаниях мадам д'Абрантес – был он настолько красив, что перед его магнетической силой не могла устоять ни одна из женщин. Германский герцог Карл де Клари-эт-Алдринген, развлекавшийся в Париже в 1810 году, характеризовал его таким образом: "Талия стиснута словно карикатура всех российских силуэтов, фигура привлекательная, но выражение лица калмыцкое ; влекущие глаза, буйные волосы локонами, тщеславный, пустой и завоевательный, в белом мундире, шляпа с громадным султаном – вот каким был этот самый пожиратель сердец".

Чернышеву, который поселился в Париже в доме на улице Тетбу, пожирание сердец служило не одним лишь физиологическим возбуждениям – скорее уж, для добычи шпионских сведений, поскольку, как он сам признавался царю: "Женщины в Париже играют большую роль". Калмыцкие губы и глаза были там чем-то настолько экзотическим, что на дам действовали словно наркотик. "Наверняка, не все умирали из любви к нему, ер все были им опьянены…" – написала герцогиня д'Абрантес, которая, похоже, и сама была им опьянена.

Очень скоро, с "красавцем полковником" на звезды начала заглядываться "женщина, муж которой знал наиболее скрываемые тайны императора". Нам не известно точно, кем была эта дама. И наверняка это не была красивейшая из сестер Наполеона, Полина Боргезе, неизлечимая нимфоманка, роман которой с Чернышевым ни для кого не был тайной – ее муж "сладкий Камилло" (князь Боргезе) был настолько завершенным идиотом, что император не доверил бы ему даже тайны покроя своего воротничка. Скорее, то могла быть вторая сестра Бонапарте, жена маршала Мюрата, Каролина, которая тоже провела несколько астрономических сеансов с Чернышевым. Но все это одни лишь предположения, точно так же это могла быть супруга какого-либо иного сановника, так как у "красавца полковника" во французской метрополии был целый гарем голубых кровей.

Чернышев старался производить впечатление службиста – исполнителя курьерских поручений, донжуана, после исполнения казенной службы не интересующегося ничем, кроме балов, любовных приключений и… обучения математики. Ну ладно, на балах он был занят до полуночи, любовью занимался после полуночи, а ведь нужно было еще каким-то не вызывающим подозрения способом заполнять время от восхода до захода солнца. Поэтому полковник отыскал некоего профессора математики, брал у него уроки и считал, что там самым обманывает французов. Ему и в голову не могло прийти, что это он сам может быть объектом действий, которые на современном жаргоне можно определить как "сделать из кого-то фраера".