Императорский покер

В ходе этого раунда дипломатов в обеих столицах часто сменяли дипломатические фигуры, которые непрерывно обменивались мешками писем, петиций, предложений, контробвинений и условий на трассе между берегами Невы и Сены (все эти операции назывались «несъедобным мясом»). В 1811 году был сменен и французский министр иностранных дел. Место Шампаньи занял князь Бассано, Юг-Бернар Маре (1763–1839), большой приятель поляков, человек — как говорили о нем — "с польским сердцем".

Собственно, речь шла как раз об этом — о Польше. Она была существенной ставкой в седьмом раунде императорского покера, чтобы в восьмом сделаться целью игры. "Так что недопущение восстановления Польши было неизменной осью всей политики императора Александра; к этой цели он постоянно обращал свои мысли"[102]

. До последнего момента Бонапарт обманывал русских предложением не увеличивать Польшу более, чем та имеет в герцогстве Варшавском, в связи с чем, сегодня его враги, и даже несведущие в расчетах (покерных) апологеты делают ошибочные выводы. Каким это чудом Наполеон мог хоть на миг желать и вправду отдать Польшу в жертву царю, если самым очевидным образом это было бы самоубийством? Уж кем-кем, но самоубийцей корсиканец не был, тем более. не был он и кретином. Польский буфер на востоке Франции был необходим, как стальной воротник на шее средневекового рыцаря, и единственным осмысленным государственным интересом Парижа могло быть только укрепление этого воротника. Тем временем, вытаскивают на свет божий и обжевывают концепцию о его предполагаемой антипольскости из любого слова, которым Бонапарт воспользовался в корреспонденции с царем и в инструкциях своим петербургским послам, совершенно забывая о характере данной игры! Все это вызывает лишь сожаление[103]

.

Подобного рода историографические мошенничества по сути своей довольно легки и достаточно безвредны. Вот пример, один из множества, которое я мог бы привести. Берется какой-нибудь документ, пускай, к примеру, это будет депеша Наполеона Коленкуру за июль 1810 года, откуда вылавливается такой вот пассаж: "Я и не думаю восстанавливать Польшу". И вот у нас имеется неопровержимое доказательство того, что Бонапарт Польшу восстанавливать в старых границах не хотел; разве это не его собственные слова? Черным по белому: "Я и не думаю восстанавливать Польшу". Штука совершенно безопасная, потому что читатель господина "серьезного историка" настолько дилетант, что не знает, что как раз сейчас идет игра по обману царя, и что (что в данном случае является наиболее важным) цитируемые слова означают, прямо сейчас, в настоящий момент, я и не думаю отстраивать Польшу, поскольку на шее ужасно запутанные испанские проблемы, так что на востоке мне необходимо спокойствие. Это следует из содержания письма, и даже не только из "общего контекста", а из конкретных слов и предложений, которые непосредственно

следуют после одного-единственного, приведенного "серьезным историком" пассажика, но этих последующих предложений господин "серьезный историк" уже не цитирует, поскольку они в пух и прах разнесли бы всю его, основанную на упомянутом пассаже, концепцию об антипольском настрое императора. И опять-таки. Процедура эта совершенно безопасная, так как наполеоновская корреспонденция в Польше не издана. А кому охота обращаться к французскому изданию, чтобы найти то самое письмо и проверить текст? А вот мне, господа "серьезные историки" захотелось! Так вот, сразу же того небольшого пассажа, который стал для вас кастетом для избиения трупа "бога войны", в этой депеше я вижу такие вот слова Бонапарта:

"Но, тем не менее, не желаю себя опозорить, пророча, будто бы Королевство Польское никогда не будет возвращено к жизни (…) Нет, я не желаю запятнать собственной памяти, прикладывая печать на макиавеллиевскую политику, ибо сказать, что Польша никогда не будет восстановлена как государство, было бы хуже, чем признать ее раздел (…) Нет, я не объявлю себя врагом поляков!".

Такое отношение в польской проблеме было тогда одним из принципов французских государственных интересов, в подтверждение чего можно привести тексты с реальным политическим значением, а никак не «блефы», применяемые в игре, рассчитанной на то, чтобы обвести противника вокруг пальца, на провоцирование Австрии к профранцузской политике (это в конце 1809 года) или же на временное успокоение царя (это, в особенности, в 1810 году), пока не завершит сверхсложные испанские дела (таким же явным "блефом" была упомянутая мною при рассмотрении "матримониальной проверки" статья в парижском "Мониторе" о том, что Франция не станет восстанавливать Польшу — очередной антинаполеоновский кастет, бессмысленно или тенденциозно применяемый господами "серьезными историками").