Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт

1. Константин собирался воевать с армией Максенция, опираясь на своего союзника Лициния, однако уже после перехода Альп получил известие о его проблемах на востоке. Армия Константина оказалась в исключительно сложном, практически безнадежном, казалось бы, положении. Мы можем только догадываться, какие чувства испытал Константин в этот момент. Важно, что он не дал отчаянию и панике овладеть собой. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок измученные горным походом легионы и он предложил своему противнику начать переговоры. Вряд ли он надеялся, что они состоятся, но короткое время для того, чтобы оглядеться и найти выход из положения, он получал.

2. Максенций проявил свойственную ему самоуверенность и неспособность к перспективному анализу. Он, естественно, от переговоров отказался. Еще бы, его противник попал в безвыходное положение и теперь его легко уничтожить! Любой известный римский полководец в этой ситуации не медля бросил бы все свои легионы на блокаду противника и его последующее уничтожение. Максенций, однако, лишь слегка помог Рурицию Помпеяну, сам оставаясь с основной армией в Риме. Почему? Объяснений может быть два: первое – Максенций был уверен, что войск у Помпеяна на севере Италии достаточно для разгрома скромной по численности армии Константина; второе – положение в Риме оставалось взрывоопасным и от мятежа римлян удерживало только присутствие здесь огромной императорской армии. Максенцию стоило бы рискнуть и, оставив Рим на произвол судьбы, спешно идти всеми легионами в Транспадану. Ему следовало бы дать четкие указания Помпеяну не опасаться наступления из Иллирии, а концентрировать легионы в Турине. Максенций не стал рисковать и не стал мешать своему полководцу советами. Это стало его главными роковыми ошибками.

3. Константин принял за короткое время непростое для себя решение – провести военную компанию одному. Основания для оптимизма имелись. Прежде всего – главная армия Максенция не двинулась с места и, следовательно, огромные силы, которые ему удалось собрать, были разобщены. Далее: легионы Помпеяна в северной Италии были рассредоточены широкой дугой Турин-Милан-Верона, т. е. также, в свою очередь, рассредоточены. Причем, Помпеян все еще ожидал наступления Лициния и не собирался менять диспозицию. Т. о., Константин получал шанс разбить легионы противника по частям, когда в каждом случае боевого столкновения не противник, а он будет иметь хоть и не явно выраженное, но все же численное превосходство. Залог победы – быстрота и точность ударов.

Осталось прояснить вопрос: какими средствами располагал Константин? Цифры приводятся весьма различные. Лактанций говорит о 25 тысячах воинов, Иоанн Зонара – о 100 тысячах. Считается, что Лактанций субъективен, поэтому ему часто не доверяют. Это правда, у него присутствует жесткая тенденциозность: и любит, и ненавидит Лактанций в своих сочинениях откровенно и без полутонов. Но если его иногда и «заносит» в характеристиках, он не замечен ни в подтасовках фактов, ни в манипуляциях с цифрами и датами. И потом, не стоит забывать, что Лактанций был непосредственным свидетелем событий, причем человеком уже умудренным жизненным опытом и беспредельно мужественным. Ведь он, знаменитый ритор из Африки, блистательный оратор и литератор, известный изяществом слога и безупречностью стиля, принял христианство на пятьдесят третьем году жизни в самый разгар гонений, в 303 году! Он единственный из известных нам историографов, который лично знал и Диоклетиана, и Галлерия, и Лициния, и Максенция, и тем более Константина, сыновей которого он обучал в конце своей длинной жизни.

Когда Лактанций умер в Трире[27] (а это был 325-й год) Луций Аврелий Виктор только-только появился на свет (и это не безусловный факт – возможно, он родился в 330 году). О многом, о чем ему пришлось писать, он знал либо из документов (а относительность их объективности общеизвестна), либо из вторых-третьих «рук». К тому же он широко пользовался сочинениями и того же Лактанция. В нем заметна тяга к объективности и рациональной взвешенности. Почему он увеличил армию Константина в два раза? Очевидно, исходя из собственного опыта администратора. Константин для него – человек разумный и не склонный к риску, а значит не мог предпринять такую авантюру: с малым числом войска начать войну против Максенция. Но при этом Аврелий Виктор плохо знал специфику быстро меняющейся ситуации лета 312 года. Он понимал ее как личное противостояние Константина и Максенция. В отличие от Лактанция, который, вступив в седьмой десяток лет жизни, находился в самом эпицентре событий, Аврелий Виктор представлял события абстрактно и умозрительно.