Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт

Собственно, военные действия не являлись для него самодостаточными. Он всегда был готов к переговорам, к компромиссам. Дипломатом, во всяком случае с варварами, он показал себя весьма искусным. Кого-то «перетягивал» на свою сторону, делая хоть и временным, но союзником. Кого-то стравливал друг с другом. И, что существенно, Константин всегда добивался количественного и качественного превосходства на направлении главного удара. Поэтому-то трудно согласиться с тем, что, уступая (да еще как сильно!) армии Максенция, он рискнул бы в одиночестве вступить в Италию. Скорее всего, Лициний должен был взять на себя легионы Помпеяна, в то время как Константин имел два варианта в своих действиях. Первый – удар в тыл легионам Помпеяна, что привело бы к их окружению и капитуляции. Второй – прорыв через Лигурию и Этрурию[26] и Этрурию (ныне это Тоскана) прямо к Риму. Этот второй вариант был бы весьма возможен, если бы Константина уверили в том, что как только его армия выйдет к стенам Рима, в самом городе вспыхнет вооруженное восстание. Только в этом случае можно было бы не опасаться собравшихся там десяти легионов Максенция.

Следует помнить, что Константину важно было либо опередить Лициния с вступлением в Рим, либо (что, естественно, предпочтительнее) вообще не допускать его до Рима. Ведь именно к Константину, а не известному своими гонениями на христиан, изнеженных аристократов-бездельников, интеллектуалов и опасно размножившихся чиновников Лицинию обратились римляне с просьбой о помощи и защите. И Константин должен был сам, без Лициния, освободить Рим от жестокого тирана, что и стало бы его подлинным подтверждением его прав на Италию. Реализация такого плана была не лишена риска, но огромные политические дивиденды его бы оправдали.

Лициний, однако, в Венетцию со своей армией не вступил, нарушив предположения Максенция и поставив Константина в столь сложное, даже отчаянное положение, что в последний момент тот предложил провести переговоры с целью примирения. Максенций на это не пошел. Официально потому, что не желал идти на примирение с «убийцей своего отца». Но вопросы чести для таких людей, как Максенций, не многого стоят. Такой ответ говорит о том, что свое положение он считал преимущественным, тогда как положение своего соперника – практически безнадежным. Но почему Лициний не ввел свои войска в Италию? Не захотел «таскать каштаны из огня» для Константина, понимая, что ни Рима, ни Равенны ему не видать? Может быть, но при всем множестве далеко не симпатичных черт в своем характере, Лициний как «настоящий римлянин» оставался верен заключенным союзам и не нарушал даваемого им слова. Кроме того, он не мог не понимать, что если с кем-то из коллег-тетрархов и можно иметь дело, то только с Константином: его гибель просто отсрочивала гибель Лициния. Так что Лициний никак не мог желать гибели Константина и, следовательно, не мог без веских оснований в самый последний момент уклониться от военных действий. Причину следует искать в поведении Максимина Даза.

Август Востока Максимин, эстет-мистик, любитель роскоши и изысканных развлечений, обладал всеми свойствами капризного дилетанта – огромным самомнением, самоуверенностью и совершенной непредсказуемостью. Он имел договор с Лицинием о четком разделении сфер влияния, который был заключен менее года назад. Одновременно он заключил тайный договор и с Максенцием. Видимо, сочтя складывающуюся ситуацию подходящей для увеличения своих владений, Максимин выдвинул восточные легионы к Геллеспонту и Босфору. Такая угроза была слишком явной, чтобы Лициний оставил ее без ответа. Ни один римский полководец не начал бы войну к западу от Иллирии, имея вражескую армию на своей юго-восточной границе. Конечно Лициний понимал, что ставил своего союзника в крайне тяжелое положение и, очевидно, был уверен, что Константин не начнет войну самостоятельно. Во всяком случае, у того было время, чтобы остановить наступление и вернуться в Галлию, заблокировав горные перевалы. За давностью лет трудно восстановить последовательность событий, но скорее всего галльские легионы уже прошли Монженеврский перевал и начали спускаться в долины Транспаданы, когда пришло известие о проблемах Лициния. Технически осуществить возвратное движение через Альпы было крайне проблематично, да и к тому же наносило ущерб авторитету Константина. Думается, в этой ситуации Константин более беспокоился о своем авторитете не в Галлии, а в Риме: отступление могло иметь для него самые негативные последствия.

Итак, можно быть уверенным в следующем.

Император Константин