Империя вампиров

С Аароном я все еще был на ножах. Верил, будто это он пытался убить меня тогда в Сан-Мишоне и случайно погубил бедняжку Ифе. От мысли, что мы едем в его отчий дом, что мне надо будет спать среди его людей, становилось не по себе. Отношение Аарона ко мне не изменилось: по ночам он наблюдал за мной через костер молча и с угрозой во взгляде, – но я рассчитывал, вдруг вблизи родного гнездышка наш барчук хотя бы немного повеселеет. О матери он отзывался неизменно тепло, и, казалось, предстоящая встреча должна его радовать.

Однако день ото дня он становился только мрачнее.

Ночью накануне прибытия мы остановились в пещере в восточном склоне Рафаила. Наши сосья сгрудились у входа, и снежные хлопья липли к их мохнатым шкурам. По пути Талон обучал нас с Аароном премудростям защиты разума, и хотя мне претило, что серафим копается у меня в мозгу, я знал: вампиры клана Восс умеют читать мысли слабых. Поэтому пусть лучше в них лезет Талон, чем один из Воссов, ведь первый укрепит мой разум, второй – разорит его.

Покончив на сегодня с уроками, серафим протянул руки к огню.

– Великий Спаситель, от такого мороза кровь в жилах стынет.

Потирая саднящий лоб, я глянул в сторону севера.

– И реки в руслах тоже.

Аарон посмотрел на меня и кивнул. Может, мы с ним и были не в ладах, как лед и пламя, но насчет этой угрозы мнение разделяли.

– Скоро Вечный Король выступит из Тальгоста.

– Возможно, – проворчал Серорук. – Но не наверняка. Терпения у древних вампиров в избытке. Фабьен Восс выступит, когда будет готов.

– Мы мало что делаем, – хмуро произнес Аарон. – Гоняемся за тенями и призраками.

– Старожил крови Восс не просто так перевалил через хребет Годсенд, де Косте, – прорычал Талон. – Остановив Лункуа, мы не дадим ей исполнить свою роль в планах Фабьена.

Мы молча уставились в огонь. Умом я понимал, что надо проявить не меньшее терпение, чем наша добыча, но, как и де Косте, чувствовал, что за Марианной Лункуа мы гоняемся уже целую вечность. Над Нордлундом, словно топор палача, нависла угроза вторжения. Армия императора разделилась на два гарнизона и стояла в фортах – Авинбурге, на севере, и Шаринфеле, на юге, – а мы так до сих пор и не знали, куда придется удар.

– Благая Дева-Матерь, – прорычал я. – Это место холодное, как сиськи болотной ведьмы.

Глаза серафима Талона сверкнули под черными дугами бровей. Пригладив длинные усы, он порылся в седельной сумке и достал из нее серебряную флягу. Сделав из нее большой глоток, протянул мне. Я даже со своего места уловил запах водки.

– Merci, но нет, серафим.

– Ну же, слабокровка. – Талон ткнул мне флягой в лицо. – Отвергая щедрость, наживаешь врага. Так говорит Господь, а в Писании не сказано, что пить грешно.

– Дело не в грехе, серафим. Просто неохота идти по стопам отчима. Пьяный, он сущий дьявол.

– Хмф. – Аарон потянулся за флягой. – И мой тоже.

Моргнув, я воззрился на то, как де Косте прикладывается к фляге и делает длинный неспешный глоток. Наш барчук всегда говорил лишь о матери, и ни разу – о мужчине, что его вырастил.

– Мой отчим был солдатом, – признался Серорук. – Любил выпивку. Помню, как-то вечером он в стельку напился и потерял ключ от дома. Так что когда наконец добрел до двери, то влез в окно и забрался в кровать, в которой, как он думал, спала мама. Оказалось, он влез в дом магистрата и улегся с его женой.

Над костром зазвучал смех, и даже Серорук изобразил тень улыбки.

– Магистрат не обрадовался.

– О, а как насчет его жены, наставник? – спросил я.

Серорук невозмутимо посмотрел на меня.

– Это ты у нее спроси, малец.

Я снова засмеялся и поплевал на оселок, которым точил Львиный Коготь.

– Когда я был мальчишкой, мама однажды пресытилась пьянством отчима и спрятала его одежду, чтобы он не смог пойти в таверну. А он все равно ушел – обрядившись в платье, которое она надевала на службу в церковь. Гордый, как лорд, прошествовал по улице в ее лучшем церковном наряде. Оно было белое, в голубой цветочек.

– Какая прелесть, – кивнул Серорук.

– Лодыжки у него были что надо, – неохотно признал я.

Серафим Талон сделал еще один большой глоток из фляги и вернул ее Аарону.

– Помнишь ту охоту в Бофоре, Серорук?

– Со стариком Янником? Как такое забыть.

Я навострил уши. Брата Янника, уже сломленного, предали Красному обряду в моей первый же вечер в Сан-Мишоне, но истории о ветеранах, рассказы об ужасах, славе и крови мне слушать нравилось.

– Вы вдвоем охотились? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого.

– Я же не всегда был серафимом в Ордене, дерьмокровка, – проворчал Талон. – Я свою эгиду получил, пока тебя еще мотало головастиком в мошонке твоего безбожного папаши.

– Это было много лет назад, Львенок, – сказал Серорук. – Я тогда еще только дал обет. Несколько месяцев в доках Бофора рыскал закатный плясун. Старый аббат Дулэн отправил нас троих туда, чтобы мы положили праведный конец его бесчинствам.

Талон кивнул.