Империя вампиров

– Чем чаще принимаешь облик зверя, тем заметнее становится его метка. Нам попалась матерая сволочь, жуткий волкорожденный. Даже в шкуре человека у него были волчьи глаза, волчий хвост, волчьи лапы. Он приманивал уличных девок обещанием денег, заводил их в тень и там потрошил, аки агнцев. Ловили мы его на живца. Вытянули соломинки, и вот старик Янник, в парике и платье с вырезом на спине, благоухая шлюшьими духами, ходит туда-сюда по сраной пристани. Ни дать ни взять – дешевая потаскуха.

Серорук покачал головой.

– Я таких красивых ног у мужчин больше не видел.

– И они свою роль сыграли. Не устоял даже этот подонок, закатный плясун. Попомни мои слова, слабокровка: хороший охотник использует слабости врага против него же, а желание – это слабость.

Серорук со вздохом посмотрел в огонь.

– Как мне не хватает этого болтливого старого пса Янника. Это ведь он прозвал меня Сероруком.

– Добрый был охотник, – кивнул Талон. – И друг тоже.

– Oui. – Мой наставник покачал головой, и в его бледно-зеленых глазах я увидел скорбь. – Однако Янник решил верно, и я молю Господа Всемогущего и всех его мучеников даровать мне мужество, когда придет мое время и жажда возьмет свое.

Я все еще помнил, с каким ужасом взирал на смерть Янника: настоятель ритуально убил его, а после сбросил в воды реки Мер, пока sangirè – красная жажда – не забрала старика окончательно. Это была смерть, достойная угодника-среброносца. Настоящего мужчины. Но взглянув на семиконечную звезду у себя на ладони, я вдруг задумался о том же проклятии у себя в жилах: сколько бы мы ни курили санктуса, sangirè в конце концов всех нас сведет с ума. Впрочем, нам, как и Яннику, следовало опередить ее.

– Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем, – пробормотал я.

Талон мрачно кивнул:

– Véris.

– Véris

, – повторил за ним Серорук, вороша угли.

Наивысшая истина.

Потрескивали поленья в костре, и Серорук с Талоном молча смотрели в его пламя. Тишина затянулась. Угрюмый и молчаливый Аарон все прикладывался к фляжке. Наконец я заговорил снова, желая нарушить неуютную тишину:

– За что старик Янник прозвал вас Сероруком, наставник?

– Гм-м-м… Что об этом рассказывать, Львенок.

– Знаете, каменщики в Сан-Мишоне, заключили пари: кто узнает ваше настоящее имя, получит недельное жалование просто так.

– Азартные игры – грех, но последний раз, когда я слышал об этом пари, ставка составляла трехдневный заработок.

– Ваша легенда со временем как будто только растет, – улыбнулся я.

– Легенды, они такие, Львенок, но растут они не в ту сторону. Просто человек, поющий свою песню, глух к музыке неба. Как мне услышать глас Божий, когда я влюблен в звучание собственного голоса?

В Сероруке ощущалась спокойная уверенность. Непоколебимая вера. Он не нуждался в смертном признании, не хвалился – ему хватало просто служить Вседержителю и благому, мать его так, Спасителю. Я завидовал этой его смиренности. Но Талон, глядя на наставника, заговорил:

– Тогда я сам расскажу эту историю. Янник поделился ею со мной однажды вечером за кружкой вина.

– Ну очень достоверный источник, – фыркнул Серорук. – Пьяные сплетни в трапезной Сан-Мишона.

Однако Талон продолжал, не обращая на него внимания, он понизил голос и подался вперед:

– Это, знаете ли, случилось, еще когда Серорук сам ходил в учениках. История гласит, что на него и его наставника напали пятеро холоднокровок в недрах старых развалин близ Лох-Сие. Вампиры устроили засаду: мастер Мишель погиб, и Серорук отступил, но на рассвете вернулся, один, вооруженный лишь мечом и защищаемый верой. А когда вновь вышел из подземелья, то пепел пиявок столь густо покрывал его руки, что не было видно кожи. Вот так, – Талон кивнул на нашего наставника, – он и стал Сероруком.

– Хмф, – нахмурился тот.

– Что-то вы не спешите этого отрицать, наставник, – заметил я.

– А какой смысл? Раз уж сплетни въелись в умы? В следующий раз, Талон, скажи, что я убил дюжину пиявок. Для ровного счета.

– Это тяжкое бремя, наставник, – улыбнулся я. – Быть героем.

– Героем, – фыркнул он. – Помяни мое слово, младокровка: героем быть плохо. Героев поджидает дурная смерть, вдали от дома и очага.

Я посмотрел в огонь, размышляя о том, что я такое. О постигшей старого Янника судьбе и ожидавшем всех нас безумии. Серорук сплюнул в огонь, и пламя зашипело.

– Хватит праздных разговоров. Завтра мы прибудем в Косте. Что положено знать товарищам о твоем родном городе, инициат?

Все взгляды устремились на Аарона. Барчук отпил из фляги и поморщился. И снова от мысли, что мне предстоит оказаться в родной берлоге этого подонка, у меня в животе будто образовался камень.

– Косте – богатейший город провинции, – сказал Аарон. – Его богатство – в серебре и железе. Барон в фаворе при дворе, он друг самого императора Александра. Мой брат Жан-Люк – капитан Золотого войска в Авинбурге. Моя мать – троюродная сестра его императорского величества, но… где они – и где я.