Империя вампиров

– В ту ночь, когда на меня напали в конюшне… наверное, за час до гибели, она была в соборе, плакала. Спрашивала Деву-Матерь, что ей ниспослано: благословение или проклятие. А за пару дней до того я застал ее в конюшне наедине с юным Кавэ. Конюх задергался, когда я их застукал. Не знаешь, что бы это могло значить, сестра-новиция?

– Не имею понятия, – ответила Хлоя.

– Ну, Кавэ снабжает меня дурман-травой, – нахмурившись, проговорила Астрид. – Возможно, и у Ифе имелись кое-какие дурные пристрастия. С какой стати ты о ней вспомнил?

Я сощурился и закусил губу.

– Это из-за вампирши, с которой мы столкнулись в Косте. Она упомянула при Талоне Ифе, и тот пришел в ярость. Вот я и думаю, а вдруг…

– Если не ошибаюсь, в Ордене действует закон насчет речей вампиров, – сердито напомнила Астрид. – Может, тебе больше стоит беспокоиться о предстоящей битве с армией кровожадных мертвяков?

– Уж больно все это загадочно…

Впрочем, Астрид была права. Если сражения в Скайфолле и Косте чему меня и научили, так это терпению. Остановись, сказал я себе. Думай, сука. Атаковать в лоб значило подвергнуть опасности окружающих, да и себя самого.

Если сам не жив, то и нежить не убьешь.

– Ну ладно, подожду еще немного. Первым делом – Авинбург.

VIII. Львиное сердце

Когда я покидал библиотеку и украдкой возвращался в казарму, на душе у меня было неспокойно. Все мои мысли занимал образ, нарисованный кровью: два смотрящих друг на друга черепа – а в голове звучало, повторяясь эхом, имя, словно песня, слова которой я откуда-то знал.

Эсани.

Отступники.

Я поднял взгляд и уставился в темноту, в небо, воля которого наверняка стояла за всем этим. Я снова задумался: правда ли все это было предопределено, как и говорила Хлоя? Правда ли в этих пыльных томах таился ключ к окончанию мертводня – тайна, раскрывала которую лишь кровь? Но мысли о родах вампиров, божественных замыслах и скрытых истинах испарились, стоило мне заметить знакомую фигуру, что кралась в ночи, точно вор. Я узнал его уже по одному только силуэту: мы с ним, в конце концов, много месяцев охотились в тени.

Аарон де Косте.

Я затаился во мраке у соборного клутара, ангелы на фонтане смотрели на меня своими незрячими глазами. Де Косте огляделся и скользнул в двери оружейной.

Я мог бы пройти мимо. Аарон так и остался напыщенным павлином, но в Косте мы вместе проливали кровь, он не дал Сероруку убить меня и сегодня вступился перед Халидом. Теперь-то я знал, что за нападением на конюшне, как и за смертью Ифе, стоит не он.

И все же мне было не забыть гнева, полыхнувшего в глазах барчука, стоило упомянуть о его визите в оружейную. И, как однажды я сказал Астрид, чужие дела – мои любимые. Несть числа кошкам, которых погубило любопытство, но ведь у кошек девять жизней – и у львов тоже.

Дверь в оружейную оказалась заперта, но я не отступился и влез на крышу. Черепица на ней тоже была старая, как и на казарме, и снять ее труда не составило. Пройдя верхним этажом, я по спиральной лестнице спустился в аванзал, утопающий во мраке. Взглянув на двери Алого цеха, подумал: сколько же там вампиров сейчас приковано к проклятой машине, что готовит для нас причастие. Но потом я обернулся на кузницу за спиной и услышал звук глухого удара, а вслед за ним – болезненный вскрик.

Решив, что затевается нечто дьявольское, я схватил со стены сребростальной клинок и прокрался через переднюю, мимо заставленных инструментами и бочками с черным игнисом дубовых полок. Кузня пахла углем и пóтом, напоминая мне о доме отчима в Лорсоне. Внутри горело четыре крупных печи, еще не остывших после дневных работ. Кто-то снова ахнул, что-то треснуло; сдавленно зашипели – как будто кто-то дрался. Продолжая идти на звуки, я вскоре обнаружил Аарона и Батиста Са-Исмаэля, юного красивого кузнеца Сан-Мишона. Пара двигалась в свете тлеющего пламени.

Но они вовсе не дрались.

Они целовались.

Я глазам своим не поверил. Аарон запустил Батисту руку в штаны: он мял и поглаживал его плоть, – а кузнец знай себе утробно постанывал. Голодными волками они впивались в губы друг другу. Потом Аарон подтолкнул Батиста к каменной стене; они не замечали ничего, глухие ко всему вокруг, полностью отдаваясь страсти, жадно лаская друг друга руками. Подобного я себе и вообразить не смел: часть меня ужасалась, другая завороженно смотрела на них в свете кузни.

Батист схватил Аарона за его белокурые пряди и толкнул на штабеля ящиков. Аарон задышал порывисто, а Батист развернул его к себе спиной и принялся расстегивать ремень на его брюках. Де Косте помогал ему, спеша раздеться. Потом Батист сбросил с себя рубашку и поплевал на ладонь. В багряном свете печей его темная кожа блестела. Аарон, истекая потом, опустил голову и тоже увлажнил ладонь… Что будет дальше, я знал и счел себя не в праве смотреть.