– Проще для нас, – кивнул я, – и для тварей, идущих за нами. Вот-вот наступят самые холодные ночи года. Велленский Зверь перейдет Вольту и трахнет нас в зад, собрав по пути все возможные силы. Дантон перемещается быстрее, он знает, куда мы идем, и нагонит нас еще прежде, чем мы достигнем Сан-Мишона.
– А есть место, где можно укрыться?
Я со вздохом вытащил из кармана брюк старую карту. Пергамент истерся, помялся, промок, но на нем все еще были видны границы империи. Я ткнул пальцем в черную звездочку на берегу реки Мер.
– Шато-Авелин, – пробормотала Диор. – Что там?
– Возможно – очень надеюсь, – там горит огонь, которого хватит, чтобы спалить Дантона дотла.
– Дорога ведет через северную глушь. Сирша советовала туда не соваться. Мол, Скверна там страшнее и…
– Мы нищие, Диор, выбирать не приходится. Однако Зверь после боя, который он дал нам в Сан-Гийоме, думает, что мы разбиты и бежим, спасая свои шкуры. Пока именно этим мы и занимались, но я прибыл на север убить эту сволочь и всю его окаянную семейку. И я уже сыт по горло бегством. Ты доверяешь мне?
Девчонка посмотрела на меня и кивнула.
– Доверяю,
Я взглянул на полосу серого льда.
– Тогда ладно. Вот наш путь.
– Который может треснуть прямо у нас под ногами.
– Это верно. Поэтому я иду первый.
Диор выгнула бровь и перевела взгляд на замерзшую реку, потом снова посмотрела на меня.
– Не дури, Габриэль.
– Я умею находить безопасный путь. Я же вырос в Нордлунде. Знаю лед.
– Первой пойду я. Я быстрее и умнее, просто скромная, и поэтому не желаю торчать на этом берегу, держа под уздцы лошадь, пока ты в одиночку уматываешь.
– Ты хоть раз это делала?
Она пожала плечами.
– Река Лашаам зимой замерзает. Как-то на льду даже ярмарку устроили.
– Мягкие городские девчонки, – цокнул я языком.
Она фыркнула и смахнула снег с кафтана.
– Ну так говори, что делать, деревня.
– Ступай медленно, – улыбнулся я. – Ноги расставь широко. Если лед треснет и ты ухнешь в воду, от холода у тебя сразу перехватит дыхание. В этом случае не теряй головы, выныривай. Оглядись и возвращайся те же путем, каким пришла. Зубочистка та еще при тебе?
Диор покачала головой.
– Суки в Редуотче изъяли.
– На вот. – Я отстегнул от пояса кинжал. – Провалишься в воду – вонзи в лед, вытягивай себя. Только не забывай о течении.
Она взвесила кинжал на ладони, пригляделась к семиконечной звезде на эфесе, к ангелу Элоизе, простершей крылья над рукоятью.
– Красивый, – пробормотала Диор.
Я кивнул.
– Выкован лучшим кузнецом, какой только трудился в Сан-Мишоне. Я этим кинжалом владел семнадцать лет. Прошел с ним битву при Близнецах, Бах-Шиде, Трюрбале, Тууве… В империи не так уж много достойных носить сребросталь.
– На той стороне верну, обещаю.
– Оставь себе. Он твой.
Диор поглядела на кинжал, огладила кончиками пальцев кафтан, который я ей подарил. Опустила волосы на глаза и плотно сжала губы.
– Ты ведь не подобрела ко мне, а, Лашанс?
Она фыркнула и снова надела свою броню.
– Я, мать твою, тверда и холодна, как камень.
– Смотри не утони, камень. Не хватало еще нырять за тобой.
Тут она улыбнулась, потому что знала: я нырну.
Диор скользнула по замерзшему берегу к воде и ступила на лед. Двигалась она, опустившись на четвереньки, проворно и бесстрашно, смахивая снег ладонями с замерзшей глади. Лед имел бледно-серый оттенок и темнел в тех местах, где был тоньше; я вообразил, как под его коркой несет свои быстрые и смертоносные воды Родэрр.
Путь Диор по льду был извилист. Удары сердца у меня отдавались в горле, но вот наконец она достигла противоположного берега и победно помахала мне оттуда.
– Давай, дедуля!
– Мне, сука, тридцать два!
Диор отломала от ближайшего дерева ветку и, вскинув ее над головой, крикнула:
– А вот трость для тебя!
– Сучка мелкая. – Я почесал Шлюхе морду. – Ну ладно, девочка. Закат угодников не ждет.
Взяв лошадь под уздцы, я медленно спустился с ней ко льду. Кобыла сперва недоуменно уставилась на застывшую воду, но все же послушно последовала за мной, когда я медленно ступил на серую зеркально гладкую поверхность. Сперва это было просто, но чем дальше мы заходили, тем тоньше становился лед, меняя цвет от снежно-серого в сторону насыщенного металлического. Он уже тихонько стонал, из-под ног с хрустом, от которого звенело в ушах, разбегались крохотные трещинки. Однако Диор проложила нам надежный путь. И если бы не упорство, с каким Господь норовил при каждой возможности присунуть мне в ухо, мы озолотились бы.
Первой их учуяла Шлюха: она зафыркала, прядая ушами. Потом и до меня ветер донес слабые звуки, и я склонил голову набок, прислушиваясь. Двигались они легко, как перышко, и резво, как нож во тьме. За спиной у меня шуршали шаги.
– Габриэль! – закричала Диор.
Я обернулся и, прищурившись, разглядел их: оборванный мальчишка, старик, женщина – молодая и толстая. Трое порченых шатко спускались ко мне по берегу; их руки и рты чернели от грязи и запекшейся крови.