Империя вампиров

Впрочем, я убедила ее, что Мерсье стоит хотя бы ограбить. Он же был шмоточником, зажравшимся котом. Тофф заслуживала хоть какой-то компенсации за то, что этот выродок с ней сделал. И вот, когда он ушел на частную службу, мы вломились к нему в дом. Уже обчистили его, но тут эта жирная свинья вернулась – очки забыла. Мы могли бежать. Легко уйти из дома, но стоило Тофф увидеть Мерсье, и она… взяла и… сорвалась.

Я уже говорила, что нож у нее в руке был – как ртуть. Она его выхватила, бросилась на епископа с воплями – и давай колоть его. Он еще не упал, а она проткнула его с дюжину раз. Под конец вонзила нож ему в причиндалы по самую рукоять.

Диор уже шептала сквозь слезы:

– Я так перепугалась. Сама хорохорилась, говорила всем, что стану опасной… сука… – Она снова опустила взгляд на окровавленные руки. – Знаешь, сколько крови в человеке?

Я кивнул и тихо произнес:

– Имею представление.

– Я пыталась оттащить Тофф, увести ее на хрен оттуда, а она все таращилась себе на руки. И пока она стояла там, дрожа и плача, Мерсье кое-как поднялся и всадил ей заточку в грудь. Один раз. Второй. Я попыталась отнять у него нож, но он успел меня сильно порезать, прежде чем свалился от потери крови. Но уж когда он упал, я подхватила Тофф и убежала, унесла ее назад к Худышу. Уложила там на пол. Набежали друзья, а Тофф… она лежала на полу, задыхаясь, истекая кровью. Я хотела просто остановить кровотечение и не придумала ничего лучше, кроме как зажать раны ладонями. Принялась орать другим, чтобы помогли.

– Ты порезала руки, – пробормотал я, глядя на ее шрамы. – И твоя кровь…

Диор кивнула.

– Так я и узнала, на что способна. В месте, которое называла домом, среди людей, которых считала семьей, спасая жизнь той, которую, как мне казалось, любила. А они вытаращились, бледные, точно призраки, на заживающие раны Тофф. Тогда она села, моргая и глядя на меня своими бездонными глазами.

Диор покачала головой. По ее щекам скатились слезы.

– Они назвали меня в-ведьмой. Все. Даже… даже она. Тофф смотрела на меня так, будто я не спасла ее, а сама пырнула. Я взяла ее за руку, сказала, что люблю, а она отпрянула, как от огня. Испугалась.

Я кивнул, припомнив, с каким ужасом смотрела на меня Ильза в ту ночь, когда я выяснил, что я такое.

– Знаю, каково это.

Диор смахнула слезы с лица.

– Они настучали магистрату, и меня обвинили в убийстве Мерсье. Весь Лашаам требовал моей крови. Я оказалась в клетке, и люди плевали в меня, забрасывали дерьмом. Церковники отправили известие инквизиции, и тогда прибыли те суки-близняшки – сжечь Убийцу Епископа. Еретичку. Ведьму.

Она пожала плечами, грызя ноготь.

– И тут объявилась сестра Хлоя с компанией. Под покровом ночи они вызволили меня из клетки, и мы умчались прочь, во весь опор. Столько дерьма на мою долю выпало, а я еще думала, что с ними все наладится. Сестра Хлоя спасла мне жизнь, Бэл вел себя очень мило, а Сирша, она… – Диор покачала головой. – Все, кто мне дорог, уходят или их у меня забирают. А я, как дура, повторяю одно и то же, опять и опять, в надежде на иной результат. Сама не знаю, отчего так. Не знаю, почему не усвою наконец урок.

– У тебя доброе сердце, девочка. Вот почему.

– Только мне от этого толку никакого. Я из-за этого дерьма с пророчеством тащилась через пол-империи – и ради чего? Ради тех, кто посадит меня в клетку или сожжет у столба? Надо мне быть как ты. Делать что нужно. Брать что нужно. Остальное – в жопу.

– Не надо быть как я, Диор.

– Отчего же? Ты прекрасно справляешься. У тебя жена, дочка, они тебя любят. Остальной мир? Да… ну его в жопу.

Поняв, кого она во мне видит, я уронил голову.

– Жена говорила мне: сердца не разбиваются, а только саднят. Уж и не знаю, верю ли я в это по-прежнему. Понял только, что этот мир жесток. Что святые и грешники страдают одинаково. Что всякий раз, как отдаешь частичку себя кому-то, ее запросто могут разбить. Что некоторые раны никогда не заживают и что порой от человека остаются одни только рубцы. Что время жрет нас живьем.

Диор посмотрела, как я поглаживаю татуировку на пальцах, как играю с кольцом.

– Я видел самые страшные порождения этого мира, девочка. Видел, как людей сажают в клетки и разводят на фермах, точно скот, чтобы утолять жажду исторгнутых адом чудовищ. Видел, как целые армии праведников пускали под нож, а Бог смотрел и палец о палец не ударил. Видел, как родители едят собственных детей. И не скажу, что все налаживается. Не скажу, что верю, как верила Хлоя – в то, что именно ты это исправишь. Я тебе так врать не стану.

Я оторвался от созерцания пламени и посмотрел в глаза Диор.

– Скажу только, что единственный рай посреди этого ада я обрел в кругу любимых. Друзей. Семьи. Думай и дальше о людях хорошее, не надо видеть в них самое худшее. Держись за пламя внутри себя, девочка. Ведь оно заставляет тебя сиять, а если оно погаснет – то уже навсегда. Пойми, что больно бывает. Дьявол, сердце может разбиться, но ты не запирай его в груди.

Я крепко взял ее за руку.

– Освети этот сраный мир.