Империя вампиров

– Извини, – вздохнула она, снова промокая нос платком. – Когда меня ломает, то я прямо дракониха, у которой месячные. Сейчас исправим.

Она встала и отошла к одной из полок. Сунула руку за стопку книг и из устроенного там тайника извлекла трубку с длинным мундштуком. К собственному изумлению, я увидел, что та целиком отлита из золота. Астрид тем временем взяла небольшую щепотку измельченного ловикорня и щепоть побольше липкой зеленой гадости из золотого ларчика.

– Что это? – спросил я.

– Rêvre, – ответила она.

– Новициям дозволено курить дурман-траву?

– Конечно. Я же смеха ради выбегаю на мороз посреди ночи, чтобы выкурить трубочку.

Я закатил глаза.

– Туше. Где ты ее достала?

Астрид пожала плечами.

– Привратник Логан и Кавэ кое-чем обязаны мне.

– Кавэ? – переспросил я. – Младший брат Каспара?

Астрид кивнула.

– Они вместе с добрым привратником ездят пополнять припасы в Бофор, а там у меня остались кое-какие друзья: Кавэ они щедро платят, а меня любезно снабжают.

Признаюсь, я ощутил себя неловко, ведь поначалу принимал Кавэ за этакого дурачка. Потом вспомнил необычную встречу с ним и сестрой Ифе на конюшне, прибавил к этому откровение Астрид и понял, что паренек не так уж и прост.

Астрид нахмурилась и, высунув кончик языка, стала смешивать ловикорень с rêvre. Наконец, набив трубку, она взяла мундштук в рот и, нагнувшись к свече, сделала большую затяжку. Трепеща длинными дымчатыми ресницами, она чуть выгнулась и задержала дыхание.

Ловикорнем никого не удивишь: веками его курили зюдхеймские моряки, а теперь, когда табак стало выращивать слишком трудно, им набивали трубки по всей империи. Зато сон-трава – наркотик тяжелый, популярный среди бардов, писателей и прочих дрочил. С наступлением мертводня выращивать его стало практически невозможно, и стоил он небольшого состояния. Эта девушка явно была не из бедных, а присмотревшись к ее золотой табакерке, я пораженно увидел тиснение: вздыбленный единорог на фоне пяти скрещенных мечей.

– Где ты это взяла? – тихо спросил я.

Астрид вскинула палец, а у меня в голове вихрем закружились предположения: пристрастившийся к дурман-траве такую ценность скорее всего украл бы, но я заставил себя мыслить глубже. Заглянуть за фасад ее красоты и происхождения, мыслить как охотник, которого из меня и делали.

Ладони – мягкие, значит, трудом не занималась. Держалась как Аарон де Косте, а не просто какой-нибудь наркоман из трущоб: те же выговор и высокомерие, смягченные внешностью и обаянием. Да и греб на табакерке…

Астрид подошла к окну и выдохнула в ночь бледно-серую струю дыма.

– Мученики и Дева-Матерь, так-то лучше.

Я снова указал на табакерку:

– Это герб Александра Третьего, императора Элидэна.

– И что? – лениво, мягким голосом спросила Астрид.

– А то, что ты либо обычная воровка, либо какая-нибудь княжна.

Астрид вскинула трубку.

– Сказала же: я не воровка, Габриэль де Леон.

Я фыркнул:

– Стало быть, княжна?

Она снова глубоко затянулась и долго молчала, задержав дыхание. Но вот наконец выдохнула в темноту за окном облачко сладкого наркотического дыма и заговорила звенящим сталью голосом, зазвучавшим контрапунктом теплому осоловелому взгляду ее налитых кровью глаз:

– Я не княжна. Я, мать твою, королева.

VIII. Сделка с дьяволом

– Слабо верится, – как можно равнодушнее ответил я. – В этом мире есть только одна государыня, и зовут ее Изабелла Первая.

– Чтоб ее дьяволы задрали, эту сифилитическую шлюху, – прорычала Астрид.

И снова она меня потрясла. Император – правитель по праву помазанника Божьего, его брак благословлен Самим Господом, и говорить о его супруге так – не просто измена, а богохульство. Но этой новиции, похоже, было плевать с высокой колокольни и на то и на другое.

Астрид словно опомнилась и предложила трубку мне.

– Merci, нет.

– А мне казалось, что вам, бледнокровкам, нравится курить.

– Санктус – причастие, – сердито ответил я. – Не потакание низменным порокам.

– Тешь себя как угодно, инициат. – Астрид еще раз затянулась и выдохнула в окно. – Моя мать – Антуанетта Реннье, бывшая куртизанка при дворе императора Филиппа Четвертого и фаворитка его сына, принца Александра.

– Императора Александра, ты хотела сказать.

– Ну, когда моя мать стала спать с ним, императором он не был.

– Так ты… дочь властителя всего Элидэна? – выдохнул я, удивленно уставившись на нее. – Благодетеля ордена Святой Мишон, защитника державы и помазанника Божьего.

– Поверь, мой отец совсем не так велик, как гласят его титулы.

Я с трудом верил ушам, однако говорила Астрид Реннье искренне. В ней чувствовалась благородная жилка, oui, но главное – в ее осоловелом взгляде читались негодование и гнев, почти не оставлявшие места сомнению.

– Так ты и впрямь… королевских кровей…

– Бастард, вот кто я.

– Не думал, что есть бастарды-девушки.

– Это потому, что девушки ничего не наследуют. Но я и правда королевский бастард. – Астрид убрала за ухо локон цвета воронова крыла. – А иногда еще и знатная сучка.

– Никогда бы не подумал…

– А, вот он и показал наконец зубы. Похоже, в нем все же есть лев.

– Что ты делаешь в Сан-Мишоне?