Иная судьба

— Не лезь! — еще успел крикнуть Танат Гестии, потому что еще миг — и Посейдон заковал бы в цепи сестру, и война с Олимпом началась бы гораздо раньше. Выпрямился, окруженный свитой Посейдона из младших титанов, божков, лапифов-прихлебателей.

Проклятая сетка настойчиво тянула крылья вниз, но непременно нужно было взглянуть в глаза Среднему Крониду.

— И что собираешься делать? Устроить суд? Обратиться за выкупом к моим родителям?

Железо стукнуло в грудь ровно, безнадежно: в глазах Жеребца пенилось злое, бесшабашное веселье.

— Суд — для насильника моей сестры? Много чести! В цепи его! Пусть на него посмотрят подземные — а потом уже разберусь по-своему.

— Ты не знаешь, что делаешь, Кронид. Я — сын Эреба и Нюкты. Подземный мир не спустит тебе такого оскорбления.

Посейдон подошел поближе. Посмотрел с ухмылкой. Сказал почти что дружески:

— Ты ведь хотел увидеть, как в твоем мире появится царь? Увидишь.

— Ты подашь им повод к бунту!

Крик? Нет, горячечный шепот. И все равно — горячечный шепот? Исказившееся лицо?! У смерти?!

Простофиля — и тот удивился. Правда, ненадолго.

— Позаботься лучше не о моем троне, а о себе, Железносердный! Я уж как-нибудь справлюсь.

И к свите:

— Его — в подземелье моего нового дворца. Того, что в кольце Флегетона! Сестра, тебя я на первый раз прощу. Возвращайся на Олимп.

Танат почти услышал отвратительный хруст, с которым Ананка повернула свою ось. Успел шепнуть еще Гестии — одними губами: «Предупреди…».

Всегда оставалась надежда на то, что Климен Криводушный хоть что-то понял за эти годы из пьяной болтовни Гипноса.

Гестия закусила губу. Кивнула. Кажется, прошептала что-то еще: Танат не рассмотрел, не прочитал по губам. Его рванули за руки, уводя за Посейдоном.

Память сохранила лишь росчерк пламенных волос да растерянное лицо с зацелованными губами.

Все остальное тонуло в темном прозрении, которое случается даже у чудовищ.

В волнующихся ратях подземного мира. В оглушающем радостным реве: «По-о-о-о-оздно!!!»

Повод был дан.

Восстание против выскочки-царя началось.

СКАЗАНИЕ 7. О СЫНОВЬЯХ, СВЕРГАЮЩИХ ОТЦОВ

А Время любит быть щедрым слишком,

Дарить свою милость и злобу многим.

Когда на войне умирали мальчишки —

Рождались боги…

Анастасия Порсева

— Милый… прошу…

Говорят — судьбы повторяются. Как сны или сказки. Старухи-Мойры, дочери Ананки-Судьбы, скуповаты и ленивы — вот и вписывают в свиток одно и то же разным смертным… богам…

Сын бьет отца в спину — и потом получает неумолимое «Тебя свергнет сын…» Девушку похищает кто-то на колеснице. Смертный вызывает бога на соревнования, и бог жестоко карает дерзкого. Вглядись в полотно Судьбы — а там одни и те же рисунки, будто на надоевшей амфоре.

Этот рисунок я точно видел — только не могу вспомнить, где.

Черноволосый юноша держит в объятиях нереиду, и ее ладонь скользит по его лицу, и она все не может на него налюбоваться, и серебристые волосы текут на песок, смешиваясь с серебристой кровью…

И кажется — сейчас приоткроются побледневшие губы, долетит шепот: «Мне очень хотелось пить. Мне очень… почему-то…»

Но вместо этого долетает другое:

— Милый… найди его… скажи ему…

— Кто?!

— Найди своего отца…

— Кто сделал это?!

— Скажи ему…

«Было не так!» — хочется выкрикнуть туда, прямо в видение. Он слишком хрупок — нет ни усов, ни бороды, ни широких, ссутуленных плеч. Не проступает в черных глазах печать упрямства и власти: «Они подавятся каждым смешком» — глаза синие, и они проливаются слезами — бесполезной водой, признаком смертности и слабости…