Та приходит редко и только в дурные, холодные ночи. Глядит грозно и обвиняюще, потрясает эгидой, с которой слепо пялится чья-то голова. Вскидывает голову и шевелит губами, и ее слова по губам прочел бы даже глупец.
Я — дочь Зевса Громовержца, вышедшая из его головы. Я — Афина Мудрая и Воинственная, любимая дочь своего отца, покровительница наук и ремесел, олицетворение рассудочной войны. Та, к чьим советам прислушивается сам Эгидодержец, чье почетное место — на Олимпе…
Я — та, кем ты могла бы стать, если бы не изменила своей мудрости.
Она стоит, опершись на копье, и глядит с презрением. И от серых глаз веет ледяным, завораживающим, вечным одиночеством.
Отвечать снам глупо, но единожды изменив показной, выхолощенной, придуманной кем-то мудрости — можно изменить и второй раз.
— Да. Ты та, кем я никогда не позволю себе стать. Вечная должница и вечная пленница, для которой Мудрая — не прозвище, а клеймо. Так пусть меня не будут звать Мудрой. Пусть будут звать Невидимой. Или пусть не зовут вовсе. Я — дочь Метиды Разумной и Аида Невидимки, и одного этого было бы достаточно для меня сейчас… всегда.
Мудрая глядит с издевкой, с пренебрежением. Словно на грязь. Колко спрашивает взглядом: не слишком ли мало? За ней, мудрой, стоит призрак — безграничное величие Олимпа, и слава алтарей, и город, названный ее именем…
— Иногда мудрость в том, чтобы отказаться от чего-то — и обрести большее. Глядя на семечко — можешь ли ты предсказать, какие плоды оно взрастит? Можешь ты предсказать мне — что я обрету и кем стану?
Мудрая в снах кривит губы и молчит. Бросает упрямый взгляд, стараясь скрыть досаду от незнания. Выплевывает через силу:
— У тебя неправильно началось. И теперь даже Ананка не сказала бы — чем закончится.
Смотреть на ту, в доспехе, в копье, с эгидой, овеянную славой — все равно что глядеть на полуденное, злое солнце. Больно от искушения, больно от сомнения, больно от вечного вопроса: так у кого же закончилось правильно?!
— У кого? — шепчет она, и сама слышит, что ее голос прорывает пелену сна, и мечется, пытаясь разрешить загадку. — У кого правильно? У кого всё… правильно?
— У нас.
Это не та, из сна. Это другой шепот — живой и настоящий, щекочет висок.
— У нас будет правильно, — уверенно повторяет кто-то шепотом. — У нас с тобой всё будет правильно, моя царица.
И Мудрость во сне уходит, краснея от зависти.
Утро подкатилось под щеку румяным яблоком. Яблоко пощекотало алым боком нос, к плечу скатилось. Афина улыбнулась сонно, вдохнула яблочный запах. Захотелось опять закрыть глаза — слетать во сне к материнским яблочным садам, пусть мать будет хмуриться и ворчать, и говорить, что она должна…