И строки двух невидимых свитков ложатся — одна поверх другой.
Не было: юноша стоит против отца, в руке — натянутый лук, рядом коза рога наставила — у-у-у, забодаю! Не было.
Было: великая война, плачущее огненными каплями небо, скалы, сотрясающие воздух, и величественная фигура — щедро сеет из горстей молнии…
Не было: одинокая фигура лучника, перед ней — распростершаяся туша, вокруг — стон, вздох, гром — «Повелевай, Владыка!»
Было: кипит море, и чёрная копоть покрывает небо, и только ясная фигура в небесах не тускнеет, и молнии хлыстами ложатся напротив неё.
Не было! Было. Не было! Было.
Вечный мотив сердца — никогда не умолкает, никогда не прерывается. Ложатся друг на друга свитки. Правда становится ложью. Ложь — правдой. Лживых строчек столько — наверное, из них озеро можно слить. Из чёрных значков, рисунков, фигурок. Слить, а потом сесть на берегу, вглядеться в изменчивую воду. И кричать в лицо того, кто появится там:
— Нет, это не ты! Это я!
До хрипа, до срыва горла, до истошного стука сердца — «Не было! Не было!! Не было!!!» До откуда-то взявшейся на щеках соли.
— Да, это я! Мне суждено было возмужать на Крите! Освободить детей из утробы Крона! Жениться на Гере! Править на Олимпе! Стать Владыкой Владык. Мне, не тебе! Слышишь?! Я знаю это! Я всегда знал это! Всё неправильно началось! И я всё исправлю, и рано или поздно…
Хочется, захлёбываться словами, и до боли вглядываться в чёрные воды там, во сне. Ждать, что там появится твоё отражение — неповторимого стратега и дальновидца, Кроноборца, Громовержца, Милосердного и Мудрого…
И видеть там одно и то же лицо.
Неповторимого стратега и дальновидца. Царя из царей. Справедливого, величественного, грозного и сияющего…
Старшего брата. Трижды проклятого вора.
— Да сколько ж можно! Опять… молот, значит, опять у меня украл!
— Ох! Да когда же это кончится…
— А я что? А я ничего! И вообще, кто там знает — куда ты свой молот положил и у кого забыл…
Афродита, слушая перебранку муженька с Гермесом усмехается — ласково, призывно. Почему бы царю царей не посетить скромное ложе Киприды?
А почему бы и не посетить, — думает Зевс, даря невестке лёгкую благосклонную улыбку. Попозже. После совета — если, конечно, это сборище можно так назвать.
— Гермес!
Пересуды утихли — Владыка поднял голос. Зевс не признавался самому себе, но ему нравилось вот так унимать остальных. Когда посреди очередной сварки вдруг — молчание, почтительные взгляды…
Словно молния в разрыве туч.
— Верни Гефесту украденное. Кару я потом определю. Ты знаешь, я не люблю воров. Не будь моим сыном — давно бы сбросил тебя с Олимпа.
Гермес виновато забормотал, замигал — «натура, ну, что тут поделаешь». А добряк Гефест тут же подхватился, уверять начал: нет-нет-нет, кто там знает, куда он мог подевать этот молот!
А то ведь всем известно, насколько Владыка не любит воров. До последней степени. Так, что и среди смертных теперь воровство карается — смертью.
Правда, никто не знает — отчего так. Считают вот даже — от пущей справедливости.
Никто не знает о старшем брате, который как-то украл у Владыки всё. Трон. Жену. Славу.
Всё.
— Приносят ли вам достаточно жертв?