— Что хочешь. Пойди в свои покои — поплачься Деметре, когда она явится с объятиями. Расскажи о своей боли Афродите, когда за Деметрой явится и она. Пошли кого-нибудь к этому своему… Ифиту. Предупредить, чтобы не наделал глупостей. Надавай мудрых советов Аресу, когда он явится пророчество исполнять.
Вскрикнула, схватилась за мое плечо. Стряхнул ее пальцы. Сквозь зубы прибавил:
— Не забудь снять шлем.
Может, в последний момент я попробую сбежать, кто там знает. Не хотелось бы до скончания века болтаться в Тартаре. В компании отца.
Что ты там хотела сказать, Гера? «Я сделаю все, чтобы наш сын не сверг тебя из-за меня»? Не трудись — ты лишь одна из причин.
Вторая…
— Владыка! К ногам твоим…
Сговорились они, что ли? Только, понимаешь ли, закончил лгать окружающим и спровадил их на пир. Выслушал сто тысяч мольб быть снисходительным к глупой жене (Гера бы их за такие мольбы стрелами бы нашпиговала!) и не карать ее дальше. Только вот обещал подумать… и опять что-то в ноги валится.
Что-то светловолосое, пышногрудое, в легкомысленном хитоне и с дикими глазами.
Тартар знает, что за она. То есть, наверное, Гера знает — она же половина моего всезнания, в особенности о том, кто кому кем приходится.
Вторая половина — шлем-невидимка — тоже не в помощь. Остальные пирующие молчат. Подавились вином — потому что два раза за одни сутки…
Разве что вот Деметра вскрикнула шепотом: «Левкиппа, что ты тут…»
Спасибо за подсказку, сестра.
— Радуйся, о прекрасная. Можешь смотреть. Не Левкиппа ли ты, нимфа, что дружна с моей сестрой Деметрой?
И гул — в пиршественном зале: «Вот ведь все знает…»
А нимфа трясется так, будто я в нее вот-вот стрелу метну. И перебегает глазами — с меня на Деметру, с меня на Деметру…
— Поведай же, что привело тебя ко мне!
— Владыка, я… покарай меня, Владыка… Великая Деметра, покарай меня!! Повелитель морей, Зевс…
Карайте меня все, я уже понял.
— Что случилось?
— Кора… Кора похищена. Кора…
Крик ужаса Деметры вспорхнул подстреленной птицей. Зевс саданул ладонью по столу в гневе:
— Кто?!
— Аполлон…
Теперь вообще все заорали. Кроме Владыки. Владыка там, кажется, малость, закоченел на своем троне — наверняка от гнева. Все же не каждый день — невесту сына из-под носа…
Мне бы подняться, что ли. Загасить шум. Спросить: как?! А вот, молчу, будто и дела никакого нет. Внимаю в суровом (наверное) молчании: да, она танцевала, цветы собирала… а он прилетел, как Геката, в золотой колеснице, схватил и увез. Нимфы и опомниться не успели. Теперь вот просят, чтобы их побыстрее покарали, потому что не догнали колесницу.
Вот и что с этим делать Владыке?! Ясное дело — что: расколоть череп Мому-насмешнику. Вот ведь он невовремя со своей историей об измене Геры. Я-то, конечно, сделал, что мог, и определил казнь, только вот кифаред Аполлон…
— Мы сбежим, — звенит в висках сказанное юношеским голосом. — Я украду тебя, как мы раньше и собирались, не бойся, теперь уже — только так…
И — слабый девичий голос:
— Владыка обещал мне…
— Молокосос!!
Зря, очень зря. Гнев Зевса — это вам не копыто сатирье. Поражает мгновенно, бьет как следует — чтобы уж с одного раза.
Младший встал — нет, вырос из-за стола. Сверкнул вечным солнцем в волосах, полыхнул гневом в глазах. Левкиппа, заскулив, поползла поближе к моему трону.
— Брат. Позволь мне покинуть твой пир. Позволь… найти мальчишку и показать — каково это бывает: когда берешь чужое. Тебе незачем тревожиться, брат: я сделаю это сам…
Понимаю, Зевс. Ты так старался устроить эту свадьбу (просто так или чтобы угодить Аресу — кто там знает). Так гордился тем, что мы поженим наших детей. И тут вдруг другой твой сын подкидывает такой подарочек. Впору и впрямь разозлиться — до белой, обжигающей ярости, вскипеть хуже Посейдона и приготовиться нестись и карать.
Хотя я бы не стал на твоем месте так опрометчиво связываться с лучником, знаешь ли. Пусть и против трезубца.
Угомонил бы жену лучше — вон, голосит и волосы рвет, готова впереди твоей колесницы бежать на розыски Коры.