Infernum. Последняя заря

Ее всегда успокаивала тишина храма. Казалось, сюда не проникало ничего извне: ни звуки, ни чувства, ни запахи. Здесь всегда царила своя, особенная, атмосфера, пропитанная ладаном и сладковатым ароматом мирового масла. Она редко молилась, редко прислушивалась к службе, приходя в храм, она уносилась далеко в свои мысли, в те уголки памяти, где была счастлива. Воспоминания были ярче в стенах это священного места. Поэтому она любила ходить сюда. И она верила. Верила, что эти стены смогут уберечь от всего. Она верила, что соблюдая все законы и оберегая в себе человека, будет избавлена от горя и страданий. Но ее снова обманули. Ее предали. Ее веру распяли. Сожгли. Заклевали. Утопили. Растоптали. Веры не осталось, лишь сердце, переполненное гневом. И она пришла сюда в последний раз — обрушить этот гнев на того, кто предал.

Она разразилась тирадой обвинений, изливая душу, всю накопленную злость и обиды, она плакала и кричала, била кулаком в стену и падала на колени. У нее ничего не осталось. За что или для чего? Она задала первый вопрос. Ответа не получила. Задала второй вопрос, уже зная, что не получит ответа и на него. Она бы продолжила задавать вопросы дальше, если б не ощутила чье-то присутствие. Кто-то приблизился и присел рядом с ней. Еще не повернув головы, она поняла, что это Луйс.

— Не думала, что когда-нибудь увижу тебя здесь, — не глядя на него, тихо произнесла Ида.

— Я просто знал, где тебя искать.

— Зачем?

— Ты прячешься у этой старухи, а меня она недолюбливает, поэтому прийти сюда — единственный шанс с тобой поговорить. — Ида чувствовала его пристальный взгляд на себе, но так и не обернулась. Продолжала смотреть на алтарь с Книгой.

— О чем? — коротко спросила она. Его присутствие здесь было таким странным, таким… неправильным.

— Ни о чем, я просто беспокоился, хотел узнать, как ты переживаешь. — Луйс положил свою руку на ее и слегка сжал, но Ида резко выдернула свою, скрестив руки на груди и пряча ладони под мышками.

— Я в порядке, спасибо.

— Что-то непохоже. Эй, ты можешь поговорить со мной откровенно, ты же знаешь?

— Со мной все в порядке, — она попыталась подняться, но потеряла равновесие, и Луйс ловко ее подхватил, не дав упасть, и помог подняться. Но продолжал держать ее в полуобъятиях. Она подняла голову, и их взгляды столкнулись.

— Ты можешь мне довериться, я понимаю, что ты чувствуешь и что тебя тревожит, — он произнес эти слова, продолжая смотреть ей в глаза, и в его голосе чувствовалась боль. Может, он тоже терял близких? Это было слишком тяжело, она не может нести больше этот груз одна, а наваливать на Ишаса, который сам еле держится, было бы жестоко, поэтому Ида вместо того, чтобы вырваться из рук Луйса, уронила голову ему на грудь и разрыдалась. Ида не понимала такой резкой перемены своего отношения к нему, но его взгляд вмиг вызвал в ней доверие.

Он молча продолжал гладить ее по голове, успокаивал и не выпускал, согревая своим теплом, своим пониманием, своей безмолвной поддержкой. Когда слезы иссякли, она оттолкнулась, боясь или стыдясь смотреть ему в глаза. В какой момент этот странный и подозрительный незнакомец заменил ей опору? Еще не так давно она предъявляла ему неслыханные обвинения. Еще не так давно обходила стороной, боясь лишний раз столкнуться взглядами. Боясь заглянуть внутрь себя и увидеть там необъяснимые и непозволительные чувства. И вот сейчас она не просто готова раскрыться, разделить свою боль, но и чувствует покой в его объятиях. Он нежно приподнял ее лицо за подбородок, посмотрел в глаза и тихо произнес:

— Тебе нужно отдохнуть, я проведу тебя… — он запнулся, не договорив слово «домой».

— Нет, я пока не хочу возвращаться, — всхлипнула Ида. — Мне нужно прийти в себя, не хочу, чтобы Ишас или Игиль лишний раз беспокоились.

— Ты же знаешь, что они и так беспокоятся.

— Да, поэтому не хочу им давать лишних поводов. Это было бы милосердно после всего случившегося. Мы все скорбим.

— Уж точно не людям говорить о милосердии, вы путаете его с гордыней и эгоизмом, себялюбием.

— В каком смысле?

— Забудь, сейчас не время.

— Есть ли у нас вообще время? Говори.