Иннокентий Смоктуновский. Без грима

– Иннокентий Михайлович, вы давно видели своего «Гамлета»?

– Последний раз – лет пять назад.

– И что? Другое ощущение, чем после премьеры?

– Не помню… Так и напишите, Алла, – не помню… После премьеры – 97 процентов из 100 говорили мне, какой я замечательный актер и как я это гениально играю…

– И вы соглашались с такой оценкой?

– Да, это хорошая актерская работа. За исключением некоторых сцен… А есть просто прекрасные: сцена с флейтой, например, или разговор с артистами, встреча с Розенкранцем и Гильденстерном. У меня в этой роли хорошая пластика, я хорошо двигаюсь. Сразу видно – это гибкий человек…

Порой я думаю, а разве можно так хвалить свою работу? Ведь это нескромно… Но иногда наша актерская «скромность» в оценке своих работ почти по анекдоту: «Как вы прекрасно выглядите!» – «Да что вы, это вам показалось, я не выспалась, глаза красные, опухла…» и т. д. Или: «Какое на вас красивое платье!» – «Да что вы, это старое платье, валялось, валялось в шкафу, все по швам лезет…»

Ведь ликовал же Пушкин, написав «Бориса Годунова»: «Ай да Пушкин!..» Правда, наедине с самим собой…

А с другой стороны, кто, как ни сам художник, может оценить свою работу в целом, сравнивая благие намерения – изначальный замысел – с тем результатом, который в силу неких причин оказался не таким, каким был задуман…

Древние мудрецы Востока проповедовали: «Только мудрый может узнать мудрого. Только тот, кто занимается бумажной пряжей, может сказать, какого качества и что стоит моток ее…»

Мой сосед-краснодеревщик очень хорошо знает, когда он сделал хороший шкаф, а когда – плохой. Если у него под рукой плохой материал, он может «пустить пыль в глаза» и убедить заказчика, что сделано прекрасно. Но сам-то он в душе знает, чего стоит эта его работа, и с другим знакомым краснодеревщиком посмеется над наивностью заказчика. А они только вдвоем и могут всласть поговорить о достоинствах сделанного шкафа, пусть даже другого мастера, потому что они видят, как тот искусно обошел или выявил сучок дерева, и как искусно зашлифовал щель, и как мастерски повел к тому или иному решению…

Почему же, слушая оценки моего соседа своей или чужой работы, я не удивляюсь превосходным степеням, а когда мой товарищ по работе, причем тот, которого я считаю Мастером, говорит: «Вы бы посмотрели эту мою работу, Алла, там, правда, эпизод, но это произведение искусства, это изучать в школе надо…» – то я, хоть и понимаю, что, наверное, так это и есть – изучать надо, но во мне невольно звучит мещанский голос: «Как же так можно о себе!..» Можно.

– Иннокентий Михайлович, как, по-вашему – что такое талант?

– Не знаю… Может быть, это повышенная трудоспособность. Концентрация всех человеческих возможностей. Даже если делаешь сложные вещи, – в результате видимая легкость. Нужно, чтобы легко работалось.

– Вам – легко?

– Нет, начало всегда трудное, но когда вошел в работу, то уже легко.

– Вы считаете себя гением?

– Гениальность проверяется временем… А я способный человек – не более. Я работяга, ломовая лошадь. Я ведь очень много работаю…

– Какие роли в кино больше всего цените?