Иннокентий Смоктуновский. Без грима

– По масштабу и глубине литературы – Гамлета, наверное, а по актерским выразительным средствам – Моисея Моисеевича в «Степи», например, Циолковского в «Укрощении огня», врача-психиатра в «Уникуме»… Вы удивляетесь, почему я считаю себя лидером? Но, Алла, дорогая, а вы можете мне назвать какого-нибудь актера, у которого за плечами Мышкин, царь Федор, Иванов, Иудушка Головлев, Гамлет?.. Хотя бы просто по масштабу ролей?

– Нет, нет – вы правы…

Я часто слышу со стороны слова: «Феномен Смоктуновского». Или… когда актер к тридцати годам теряет надежду выбиться, его обычно утешают: «Ты посмотри – сам Смоктуновский появился только после тридцати!»

Как он «появился»?

Иннокентий Михайлович не заканчивал ни одной театральной школы. Но когда действительно «появился… после тридцати», за плечами у него было несколько театров и множество ролей…

Когда началась война, ему было 16 лет. Он учился в восьмом классе. Отец ушел на фронт, пришлось идти работать, чтобы поддержать многочисленную семью: мать, двух братьев и трех сестер… Перепробовал несколько профессий, учился даже на киномеханика, но только потому, что там платили стипендию, а когда исполнилось 18 лет, пошел в военное училище, откуда почти сразу – на фронт. Бежал из плена; попав в партизанский отряд, соединился с частями Красной армии и очутился опять на передовой. Дошел до Берлина. После войны собрался было поступать в технологический, но приятель уговорил поступать в театральную студию при Красноярском театре. Поступил. Проучился около года. Времена были сложные… Бывшим пленным иногда приходилось тяжко… И Иннокентий Михайлович, не закончив учебу в студии, по найму стал работать в Норильском театре. Там актеры были разные – и вольные, и попавшие туда далеко не по собственному желанию, как, например, Георгий Степанович Жженов, с которым Иннокентия Михайловича связывала впоследствии многолетняя дружба.

В 51-м году жестокий авитаминоз погнал Смоктуновского на юг, и он стал работать в Русском театре драмы в Махачкале, где за один год «успел испечь пять основных ролей, не принесших мне, однако, ни радости, ни истинного профессионального опыта, ни даже обычного умения серьезно проанализировать мысли и действия образа», – напишет впоследствии Иннокентий Михайлович в своей книге «Время добрых надежд», вышедшей в 1979 году.

Потом работал в театре Сталинграда. Опять много играл. И маленькие, и большие роли… Ничего не приносило радости. Стал ссориться с коллегами по труппе: «Мы все что-то неинтересное делаем. Одни театральные пошлые штампы…»

– Иннокентий Михайлович, откуда у вас тогда появилось чувство неудовлетворенности в актерской профессии?

– Вы верно спросили, Алла, именно чувство. Может быть, я тогда не очень понимал, что пришла другая манера игры, но хорошо это чувствовал. Мы ведь тогда смотрели много заграничных трофейных фильмов. Я помню, что меня поразил в «Президенте буров» Эмиль Яннингс. Поразила мощь простоты. Он вроде бы ничего не играл, а я думал: какой интересный человек! А как он живет? И, уходя из Сталинградского театра, после очередного скандала, я сказал своим коллегам: «Если обо мне не услышите через 5 лет, буду заниматься другим делом». Это было в январе 1955 года, а в декабре 1957-го я сыграл Мышкина.

Есть роли у актеров, точно попадающие ко времени. Правда, это бывает очень редко. Мышкин Смоктуновского абсолютно вышел из Достоевского, был человеком прошлого века, но и полностью отразил потребности времени в искусстве 1960-х годов нашего века.

Можно ли вернуть, реставрировать время? Если нет, то зачем играть классику, а не современные пьесы?

Говорят, чувства с веками мало изменились. Меняются, мол, только средства выражения их. Я этому мало верю. Мы не можем чувствовать, как древние греки, не можем жить внутренней жизнью людей шекспировских времен. Изменились человеческая психика, поступки, идеалы, ритмы, реакции и, наконец, само время.