Иное... [СИ]

— Заступился, — Андрей громко засмеялся, и, покачав головой, добавил, — Олюсек, да тут никто и не заступиться… Тут ведь каждый сам за себя… Тут ведь все самоубийцы, а это значит в основном психованные.

Да, безмолвно согласилась я с Андреем, в основном люди, кои совершают суицид психически больные. Ведь человеку свойственно чувство самосохранения, это нормальное состояние, когда человек пытается защитить себя, спасти свою жизнь подвергающуюся опасности. Люди даже идут на преступление убивая других ради себя, это естественно… естественно… это заложено в нас природой или Богом… как кому нравится. А потому не нормально, грешно, низко и глупо терять то самое естественное состояние защиты себя. И наверно на такое способны лишь психически больные люди… либо, такие как я и Андрей, которые просто не смогли справиться с жизненной ситуацией решив, что смерть все остановит. Такие люди, которые дрогнули перед очередной проблемой… дрогнули, струсили, дали слабинку… надеясь, что без борьбы все уладится смертью.

Уладится… Кхе…

Однако… нет! не уладилось, как вижу я теперь, а даже наоборот усугубилось… ухудшилось…

И теперь здесь в этом дряхлом, разваливающемся коридоре мне предстояло продолжить борьбу за себя, за дверь, за ручку от нее, чтобы… чтобы получить иное… другое и быть может новое. Теперь я должна идти вперед, рассуждая и обдумывая то, что так преступно разрушила своими руками, разрезав тонким, звенящим лезвием, переступив через труды родителей и мучительно мечтать лишь об одном, о достижении той самой отвоеванной, заветной ручки оную непременно надо удержать в своих руках.

И так я шла…шла…шла…

Довольно редко появлялась передо мной или позади меня та самая дверь, с той самой вожделенной ручкой и каждый раз и я, и Андрей, и похожие на нас люди устремлялись к ней, хватая друг друга за голые плечи, мокрые вещи, остатки веревки на шее стараясь оттянуть, отнять эту недоступную ручку. Однако стоило какому-нибудь особенно настырному, упорному самоубийце удержаться на ней несколько секунд, как дверь внезапно дернувшись, подавалась на своего победителя и начинала, скрипя отворяться, и тогда мы отпускали такого счастливчика и нагоняя ушедших вперед продолжали свой путь.

— А может, — предлагала я всезнающему долгожителю этого коридора Андрею. — Давай проскользнем в приоткрывшуюся дверь, пока ее там держат за ручку, — за последнее время мы так сдружились, что обсуждать могли все, что угодно.

— Э… нет красавица, — так стал теперь называть меня Андрей и вкладывать в это слово какую-то особую нежность свойственную лишь паре влюбленных. — Я разок попробовал, да нащупал там стену, а не проход… Точно ручка дверная запоминает того кто за нее держится и открывает проход лишь тому, кто смог на ней провисеть… Вроде как в метро заплатив за проезд турникету…. И если турникету достаточно тех пяти копеек, чтобы тебя пропустить, то плата здесь, эта борьба и упорство твое, желание жить и выбраться отсюда… Короче то чего ты не захотел сделать там при своей жизни, предпочтя как тебе показалось выбрать более легкий способ избавиться от проблем. — Андрей замолчал, а немного погодя добавил, — мне почему-то все время не удается удержать эту ручку… Несколько раз я на ней повисал… висел… висел… но меня всякий раз срывали… Это наверно потому, как я не просто самоубийца, а еще и убийца и на моей совести смерти ни в чем ни повинных людей… оттого и пребывание мое здесь… такое длительное… эх!.. — горестно выдохнул он.

А я, чтобы как-то поддержать его заметила, повернув голову:

— Я все время думаю… думаю… если бы вернуть время назад… повернуть его вспять, я бы никогда, никогда не натворила того, что сделала… Никогда…

— Еще бы, — согласился Андрей и в знак поддержки кивнул своей раскрытой головой, из которой тотчас будто поток лавы из вулкана хлынула кровь с кусочками мозгов. — Такая красавица, молодая… умничка и из-за дурака какого-то вены резать… Ладно я… Мне как говорится некуда было деваться. Все равно расстрельная, а тебе Олюсек живи и живи… Жизнь такая чудесная штука, радуйся и живи, лапушка ты моя…

— Андрей, — прерывая рассыпающиеся в мою сторону комплименты, перебила я его, чувствуя, как расположен он ко мне и ощущая необыкновенные, возникшие между нами, доверительные отношения. — А за, что ты человека убил?