Инсбрукская волчица

– Её можно только пожалеть. Я совсем не держу на неё зла за то, что она когда-то в первом классе заразила меня вшами, и именно из-за этого началась вся травля. Ведь мне пришлось почти налысо остричь волосы!

Но я не сержусь на неё, ведь она наверняка больна!.. Да и отец у неё странный…

Йозеф Зигель нетерпеливо прервал дочь:

– Неужели об этом подозрительном семействе вам не у кого больше спросить, только у моей дочери? Это ради этих вопросов вы вызвали нас сегодня и подвергали дополнительному душевному потрясению? Только послушайте, что творится в коридоре!

В коридоре действительно было шумно. Слышались вскрикивания, плач, проклятья, без труда я узнал голос мамаши Келлер. Трудно сегодня приходится дежурному. Удержать эту толпу требует больших усилий. Ещё я подумал, что надо бы послать полицейского для сопровождения Анны и её отца домой, иначе разъярённая толпа может начать бросать им вслед камни, или сделает что-нибудь похуже, а в мои планы это не входило.

– А как вы думаете, фройляйн? – спросил я, – сильно ли переживала Мила Гранчар по поводу своего ущемлённого положения в классе? Ведь согласитесь, то, как к ней относились одноклассницы, просто возмутительно!

Анна смотрела на меня исподлобья:

– Я не знаю, что там она переживала, а что – нет. Если вы намекаете на то, что это Мила устроила пожар – так я вам напомню, что такое невозможно – Мила сейчас в Далмации.

– А если бы она была не в Далмации? – улыбнулся я.

Анна никак не могла понять, что у меня на уме. Она шла сюда, готовясь к совсем другим вопросам. Я видел на её лице смятение и работу мысли и ещё раз убедился в том, что Анна обладает недюжинными умственными способностями.

Стараясь не говорить ничего прямо, она давала мне понять, что Мила вполне может быть таинственным преступником.

– Я думаю, что у Милы было достаточно причин ненавидеть всех вокруг, – медленно проговорила Анна, – ведь она получала тычки и насмешки с самого первого класса! К тому же, ей доставалось не только из-за неё самой, но и из-за её отца. Вы ведь знаете, он сильно пьёт и тоже, как и его дочь, настоящий сумасшедший!

Йозеф Зигель положил руку на рукав дочери и успокаивающе сказал:

– Не стоит так говорить, детка. Решать, кто сумасшедший, а кто нет, может только врач.

– Да, я понимаю, – Анна опустила глаза, – но всё-таки он бывает таким странным…

– Я не думаю, что это он совершил такое страшное преступление, чтобы отомстить за свою дочь, – всё так же, опустив глаза, проговорила Анна.

Но внезапно я увидел быстрый острый взгляд, направленный в мою сторону. Взглянула – и снова уставилась в пол.

Бросила наживку и проверяет, заглочу ли я её, понял я, и любезно ей ответил:

– Я знаю это. Так как на месте преступления найдены следы обуви сорокового размера. У Филиппа Гранчара сорок третий.

И если девушка может надеть ботинки на два-три размера больше, натолкав в носки, например, бумаги, то человек, который постоянно носит сорок третий, никак не втиснет ногу в сороковой.

Анна смело вскинула голову и с вызовом сказала:

– Ну, у меня сороковой, Вы что, хотите сказать, что это я всех убила?

– Перестань болтать глупости! – вмешался Йозеф Зигель. – Это всё, что вы хотели узнать у нас, инспектор?

– Да, почти всё, – ответил я, – остались лишь небольшие детали. Переписывались ли вы с Милой Гранчар во время её отдыха у её родственников в городе Меткович?

– Да говорю же я вам! – раздражённо ответила Анна, – она была больная! Ненормальная! Могла устроить всё, что угодно! Выдумать какую-нибудь ерунду! Зачем бы мне было с ней переписываться…

Повторно обратила моё внимание на то, что Мила способна на всё, что угодно, – про себя заметил я.

– Хорошо-хорошо, – сказал я примиряюще, – а не знаете ли вы, может, она всё-таки кому-то писала из своих знакомых в Инсбруке.

– Мне это неизвестно! – ответила Анна почти грубо.

С течением допроса её нарочитая сдержанность и неторопливость испарялась, и на поверхность вылезала настоящая агрессивная натура.

– Я подумал, что переписка между вами вполне возможна, ведь, насколько я знаю, Мила когда-то даже жила в вашем доме?

– Позвольте вмешаться, – ворчливо заметил Йозеф Зигель, – этот факт действительно имел место, но это было очень давно. С тех пор моя дочь перестала общаться с этой странной девочкой. Тогда Филипп действительно попросил меня приютить на некоторое время дочь, и даже пытался давать мне за это какие-то деньги, – губы Йозефа презрительно скривились, – они ведь почти нищие…

Все вопросы касательно Милы Гранчар у меня закончились. Казалось, остаётся только отпустить Зигель, уверив её, что я не сомневаюсь в её искренности и благодарен за содействие. Однако в этот момент мозг напомнил мне, что я ещё недавно порывался её арестовать. Что, если попробовать поймать её в ловушку?

– Кстати, не расскажете, кто из ваших знакомых хорошо знал химию?

Я заметил, как вспыхнули её уши, а лицевые мышцы передёрнулись в нервном тике. Очевидно, она поняла, что у следствия достаточно оснований для таких вопросов, и ей лучше ответить честно, если она всё ещё надеется отвертеться.