Институты и путь к современной экономике

Отражает ли сходство между европейскими институтами в период зрелого Средневековья и в современный период исторический процесс или общие условия, еще надо осмыслить. Однако каков бы ни был результат этого осмысления, Европа, как представляется, эволюционирует по особой институциональной траектории по крайней мере с этого времени

[381]. Действительно, ограниченный сравнительный анализ европейского и мусульманского миров, проведенный в данной книге, указывает, что Европа эволюционировала по иной институциональной траектории; институциональные различия между ними преобладали, по крайней мере с эпохи зрелого Средневековья.

Коллективизм магрибцев отражает более широкую культурную черту мусульманского общества, в котором крупные социальные единицы, основанные на родстве (такие как кланы, роды и племена), по-прежнему сохраняют центральную роль, а религиозная и этническая сегрегация распространена так же, как и прежде. Корпорации не возникают эндогенно и не признаются в качестве юридических лиц. В Европе всегда были институты, основанные на сетях, сообществах и родстве, но корпорации расширяют диапазон возможных институтов.

Точно так же показательны отношения между магрибскими торговцами и государством. Законы и правила, регулировавшие коммерческую деятельность, определялись религиозными властями, либо государством, либо и теми и другим одновременно. Торговцы в мусульманском мире не могли пересматривать закон таким способом, который сочетал бы в себе действие институтов частного и публичного порядка, как это делали европейские торговцы, а также не могли использовать ресурсы государства для формирования политики, отвечавшей их экономическим интересам. В городах не было самоуправления, а купцы не были политически представлены, и они не имели право голоса. «Настоящая городская автономия была бы немыслима в [мусульманском] мире» в эпоху Средневековья [Cahen, 1990, p. 520], и, еще шире, не существовало организации общества, основанной на интересе и действующей в корпоративном направлении [Crone, 2004, p. 335–336]. «Авторитет универсальной шарии должен был, скорее, делать недействительной любую местную корпоративную конвенцию» [Hodgson M., 1974, 2, р. 122; Kuran, 2005]. Более того, «мир [мусульманских или иных] торговцев очень редко соприкасался с миром правительства» [Goitein, 1973, p. 10].

Похожие институциональные комплексы преобладали и в мусульманском Средиземноморье в более поздние столетия. Процессы установления правил не предполагали участия [управляемых], формальные правила, управлявшие экономической жизнью, не были в руках экономических агентов, и способность к усвоению была очень ограничена. Делая обзор литературы об Османской империи, Памук [Pamuk, 2000] заметил, что «влияние различных социальных групп, не только землевладельцев, но также купцов и ростовщиков, на политику центрального правительства оставалось ограниченным» [Ibid., p. 10]. Политика в значительной степени определялась приоритетами и интересами центральной бюрократии, а структура частного экономического сектора диктовалась не их интересами, а интересами государства. Социальная сегрегация по врожденным, религиозным, этническим и другим признакам преобладала в мусульманских городах по крайней мере до наступления раннего Нового времени[382].

Помогают ли эти различия в институциональных комплексах объяснить различные траектории экономического процветания и роста в двух этих великих цивилизациях? На этот вопрос нелегко ответить, поскольку разные институты могут выполнять одну и ту же функцию с одинаковой эффективностью. Более того, институт часто обладает разнонаправленным воздействием на эффективность и благосостояние, затрудняя сравнение институтов. Наконец, у нас нет хороших средств сравнения института, который менее эффективен в краткосрочной перспективе, но более эффективно адаптируется в долгосрочной перспективе. Следовательно, степень, в какой европейские институты эпохи зрелого Средневековья были более или менее эффективны, чем альтернативные институты того периода, их влияние на различия и результаты последующего институционального развития еще требуют изучения.

Однако существует по крайней мере четыре теоретические причины, почему целенаправленно созданные институты, основанные на индивидуализме, корпоративизме и самоуправлении, в особой мере способствуют эффективности, включая адаптивную эффективность.

Во-первых, в той мере, в которой разделение труда является необходимым условием для устойчивого долгосрочного экономического роста, институты формального обеспечения исполнения контрактов, поддерживающие анонимный обмен, упрощают экономическое развитие.

Во-вторых, индивидуализм поддерживает развитие таких институтов, тем самым давая возможность обществу осознать, насколько это выгодно с точки зрения эффективности.