Доспехи Наездников Огня были выполнены из пуринического эфира. По большей части они оставались почти невидимыми в зеленом полумраке лунной ночи; в сиянии Солнца их выдавали серии проблесков, ослепительные вспышки, волны серебряного свечения. Но даже тогда латы казались ажурными, легкими, будто хлопья снега, конструкции из сна, творения скорее демиургоса-ювелира, а не резчика, чудо-драгоценностями, слишком хрупкими, чтобы вообще существовать наяву. Впечатление это, впрочем, было обманчивым.
Изготовляли их из эфира, что означало вечный бег по круговым орбитам — именно в это риттеры и облачались с профессиональной точностью: в эпициклы убийственных перпетуа мобилиа. Сцепления изобретательно сконструированных вечномакин окружали торсы гиппирои, вращающиеся обручи ураниоса змеиными спиралями спускались вдоль рук и ног. Вокруг плечей и бедер, вокруг локтей и колен, вокруг щиколоток и запястий, вокруг шеи — вращались меньшие и большие маховые кольца тяжелого эфира, соединенного в сложнейшие конфигурации, на наклонных и смещающихся в зависимости от положения и движений риттера осях. Все это должно было действовать с максимальной синхронностью, чтобы эфир не выбивал сам себя из пересекающихся орбит, — и так оно и действовало: шедевр военных часовщиков.
Когда Наездник Огня стоял неподвижно, доспех едва-едва вился: кругогрудник — каждый удар сердца, кругоручники — каждую половину, кругошлем — каждую четверть, кругоголенник — каждую двенадцатую (в пифагорейской гармонии). Но когда гиппирес двигался, когда бежал, когда бил, когда шел в бой — вечномакины убыстрялись в один, два, четыре, восемь, шестнадцать, сто двадцать восемь, тысяча двадцать четыре раза. Убыстрялись и изменяли свои эпициклы, сдвигая орбиты до границ возможного, то есть до поверхности почвы или вплоть до самого тела риттера. Ураниосовые плечевые круги внезапно разрастались до десяти пусов в диаметре, вспухали в вихри черного льда, прозрачной тени: эфир, пропитанный грязной ге.
Доспех реагировал на малейшие изменения морфы гиппиреса. Достаточно отвести руку для удара — и уже кругоручники и плечевые перпетуа мобилиа разгонялись и вспухали, во мгновение ока асимметричный вихрь увлекал риттера за собой, схлопывались невидимые передачи и деликатные меканизмы, и удар ниспадал огненной полосой, усиленный тысячекратно, завершаясь со всей приданной ему доспехом стремительностью. Гдрумм! Так раскалывали камни, крушили поверхность жженников и так же разрывали в клочья анайресов.
В возглавляемой Омиксосом свите господина Бербелека было восемь риттеров. Четырем из них Жарник приказал находиться по сторонам, впереди и позади экипажей; они бежали в неустанном ритме перпетуа мобилиа, их тазовые и коленные кольца были толсты и черны от собираемого при беге балласта ге. Остальные четверо ехали в повозках, с кераунетами в руках, высматривая анайресов.
Это не спасло их от засады спящей твари. Путники были уже на Обратной Стороне, сто стадиев от Караульни Тени. Земля сошла с небосклона, однако над горизонтом все еще выглядывал краешек солнечного диска, и скалистая поверхность Луны шифровалась в лабиринтах глубоких и текучих теней. Здесь уже не было дороги как таковой, они мчались вдоль линии черных статуй — те отбрасывали длиннейшие тени. Господин Бербелек ехал в средней карете. Когда же первая вдруг крутанулась и завалилась на бок, возница второй принял резко вправо и погнал по широкой дуге, как можно дальше от места столкновения; третья карета отклонилась влево. Господин Бербелек стоял, держась за опору и украшенное райскими птицами основание навеса. Он успел еще заметить начавших разбегаться по спирали гиппирои и риттера из перевернувшегося экипажа — как он в устрашающем вихре своего доспеха, объятый красным пламенем Гнева, набрасывается на другой вихрь, еще больший. Эфир столкнулся с эфиром. По равнине пироса прокатился рокот сухого грома, будто Дий щелкнул рукатой. Омиксос Жарник, ехавший в карете вместе с Иеронимом, крикнул вознице, чтобы тот поворачивал. Они описали полный круг. Омиксос соскочил с разогнавшейся кареты с кераунетом в руках.
Чтобы поставить на колеса и привести в порядок ураниосовый экипаж, требовалось время, а привлеченные громкой смертью своего побратима анайресы уже стягивались к ним со всех окрестностей. Гиппирои встали вокруг трех карет и стреляли в галопирующих существ, пока не попадали или пока те не оказывались на расстоянии в несколько пусов, — тогда риттеры пироса бросались на них во внезапных ореолах ослепляющего огня и разбивали в эфирную пыль.
— Дело в том, — объяснял Омиксос Жарник, — что Дамьен отказался, да, знал, что слишком слаб, но тот, предыдущий, самый первый, как же было его имя, кажется, Микаэль, его Госпожа точно так же приняла и послала к Узилищу.
— Ну и?