Иоанн Грозный (СИ)

         Потайная и явная черная боярская зависть подкрадывалась к Собакиной. Сия прекрасная ягода выросла не на их поле. Им бы протащить царю на ложе собственную избранницу, малолетку Марию Нагую, а тут чужая просочилась. Безродцев собрал царь  против бояр в опричнину, теперь и жениться желает на безродной. Чувствуя противодействие знати, Иоанн из духа соперничества  стремился к Марфе. Он боялся знать и не уставал злить. Бояре отвечали ему незеркально. Чем больше ласк и подарков уделял он Марфе, тем более знать одобряла высочайший выбор, восторгалась Собакиной, и тем более желала ее погибели. Живя в произволе царя, они желали ему худого. Потеряй он Марфу - внешне поскорбели бы, внутренне посмеялись. Они готовы были в миг забыть расчеты с нею связанные. Интерес к

своей

ставленнице был гораздо могущественнее любых надежд на чужую.

         Меж тем Григорий Грязной меж тем, сделанный впоследствии безосновно героем романтичной привязанности к претендентке, волочился и за ней, и за Екатериной Скуратовой. Не умел пробить девичью броню обоих. Екатерина не возвращала прежнего расположения. Нашептывания Годунова и Шуйского, а прежде – склонность сердца сыграли свою роль. Марфа же попускала красавцу авансы, еще не веря окончательной его опале, уповая, что Григорий  в фаворе и замолвит царю слово  похвальное. В ее положении ей приходилось со всеми держаться ласково. Вечно неудовлетворенные Грязные, стремясь к дальнейшим назначениям, насели на Матвея, требуя от него давить на Марфу, шантажируя тайной в их пользу, иначе  объявят царю о ее нечестии. Василий Григорьевич упрямо настаивал на нарвском воеводстве. Остальные довольствовались постами думных дворян и окольничих. Зная слабость, отец подпаивал Матвея. Забывшись в пьянстве, тот неопределенно встряхивал туманной головой. Пыжась от мнимой значительности: с царицей спал! готовился поддержать родню.

         Близился решающий момент. Претенденток в очередной раз собрали в трапезной Слободы. Государь собрался молвить окончательное решение. Он сидел, подавшись вперед, на малом троне и молчал, переводил исподлобный взгляд с одной на другую. К сорока двум годам очерствело  сердце. Раскидывал  умом, слабо – сердцем. Пронизанные узкой сетью сосудов крылья ноздрей трепетали, слышали запахи  мыла, благовоний и призывных ароматов. Годунов дал глазами знак. Рука песняра тронула гусли. Пропела трубка. Девицы поплыли павами пред избирателем. Бесшумно плывет поступь. Колышутся полы разноцветных платьев. Неслышные за музыкой бряцают подвески, шейные цепи, браслеты. Брякают жемчуга. Переливаются вскинутые кокошники. Гладко изогнуты девичьи бока. Подняты некормившие груди.

         Внимательно  приглядывался Иоанна к дочери Василия Григорьевича, сестре Матвея, спешно  привезенной из деревни и поставленной вместо попавшей Ефросиньи Ананьиной, она была козырной картой старшего Грязного в битве за Нарву. Ничего выдающегося не проявлялось в новенькой, кроме бодрости отрочества. Взгляд государя перекинулся дальше. Дочери Малюты и Евдокия Сабурова, трое, держась за платочки , шли наравне со всеми, их окончательно не отверг  государь, не передал Ивану- царевичу, Годунову и Дмитрию  Шуйскому. Дмитрий разбередил зависть старшего брата  Василия. Ранее безучастный к Екатерине Григорьевне, понукаемый ухаживать за ней отцом и Борисом, он теперь кусал локти. Напрасно, сладкий кусок сам лез Дмитрию в рот. Надо признать, активность Василия была исключительно мыслительная. Ничего не предпринимая, он лишь грезил Екатериной и увязывался за меньшим братом нарезывать круги подле хором Скуратовых, когда батяня за самоваром жужжал в уши Малюте: не забывай, ты – Бельский! Бельский! Григорий Лукьянович шумно отхлебывал кипяток, хрустел кренделем и кривился.

         Никто из знавших злопамятство царя не верил, что Григорий Грязной способен вернуть былое расположение. Когда Грязной шел по дворцовым переходам, его, как чумного, сторонились. На поклоны не отвечали, шапки  не ломали. Один он жил спасительной надеждой околдовать мужским красотами. Едва нарумянив щеки и подведя глаза, искал наткнуться на царя то там, то здесь. Натыкаясь на прежнего любимца, Иоанн морщился, отводил глаза от  любовника. Он еще хотел Григория многолетней привязанностью, но не мог простить ему ни участия в опричном заговоре, ни поездок в лагерь Девлета. Государственная измена неотступно была для него изменой личною. Сейчас Иоанн смотрел на Григория, стоявшего при дверях, и мерил, будто тот с Девлетом изменил.