Иоанн Грозный (СИ)

         Красавец Григорий не принимал отставки. Так висельник, сойдя с ума в миг между жизнью и смертью, воображает, будто веревка порвется, происходящее развеется дурным сном, запоздавший гонец прокричит через головы зевак высочайшее прощение. Он убегал с одеждой, спешно одевался, шел в слободскую гостиницу, где жили царские невесты. Подходя к горнице Марфы, разгонял встреченных отставных претенденток. Они, еще не разъехавшиеся, не замкнутые отцами в семейных теремах, приходили после вечерни к фаворитке посудачить. Примеряли ее успех на себя, тоже несли подарки, заискивали, льстили, рассчитывали стать подружками будущей царицы и прятали в глубине глаз ревнивый вопрос: «Чего государь в Марфе нашел?» И не они ли юны, красивы, чисты, умны и преданы? Не лучше ли? Каждая ощущала, что способна царю дать, чего нет в Марфе.

         Грязной шутками, мелкими дарами, а то и пинками спровадил гостиничных насельниц, вошел и вдруг оробев, остановился в дверях. Он окатывал Марфу вымученным влюбленным взглядом, тем, которым недавно атаковал царя. Во взгляде была искусно явлена сила некрикливого мужества, сдержанная  красота. Глаза с поволокой просительно и надменно глядели на Марфу. Та сознавала: не будь царя, сломалась бы перед этим человеком. Крепясь, она надела маску величавой суровости. Цедила слова, не предлагая и присесть.  Ирина Годунова почти всегда  находилась при Марфе. Одна из двух оставленных дюжин, она уступала, служила Марфе.

         Зная, царь отцу и дядьям наобещал, из купцов облагодетельствованы они в дворяне с утверждением дворцовых мест, и дело к свадьбе идет, вместе с тем смущенная, что опять вызывали всех соперниц пред грозные очи плясать, что оставляло Иоанну маневр, Марфа попросила Ирину принести из ризницы на примерку дареные платья. Оставшись наедине Марфа заговорила с Григорием  резко и не без язвительного раздражения, чего не смела ранее. Она догадалась на что его позвали и воспринимала  соперником. Ревниво глумилась над  мужским очарованием, коему сама подавалась. Ее смешила скрытая женственность Григория. Марфа с деланным хохотком выспрашивала, какие краски и помады Грязной использует, чем душится, каким мылом моется, будто бы желая вызнать через  опытность его, чего любит государь, чего нет.  Григорий мялся, переступал с ноги на ногу, смотрел на до блеска натертые сапоги, выглядывал за дверь, где с опитым лицом и тупой покорностью воле папаши и дядьев томился  Матвей, следивший, чтобы не помешали беседе. Василий Григорьевич был в курсе.  Кашлем или стуком Матвей должен был сообщить, коли подойдет кто нежеланный. Темную тряпку с чем-то  замотанным прижимал Матвей подмышкой.

         Колкое глумление недавно покорной Марфы взбесило Григория. Он думал наброситься на молодую женщину, осквернить повторным насилием, бросить  на царское ложе дважды нечистой, подчинить. Григорий шагнул вперед, схватил Марфу за белые руки. Она вырвалась. Показала Григорию сразу выступившие на нежной податливой коже следы темных пятен, угрожала сказать венценосцу. Запыхавшись больше от злобы, чем  борьбы, Григорий отступил. Марфа же, не сердясь, не замыкаясь, свыкшаяся с купеческой жизнью грубой, продолжала насмешничать, укоряла, не болит ли у Грязного седалище от государевых ласк.

         Мысли путались в простоватом на комбинации уме Григория. Он стоял перед Марфой, как сброшенный лихой необъезженной кобылой незадачливый всадник, желавший скакать да не сведущий подступиться.

         Воротилась Ирина Годунова. В коридоре она не могла не столкнуться с мявшимся Матвеем. Потупила глаза, жалея, что нигде не увидала брата Бориса. Ему она не преминула бы сообщить о явлении Григория..

         Величественным жестом, пробуя, как если бы была царицей, Марфа указала Ирине на сундук. Ирина разложила на крышке принесенные платья, и Марфа тут же ее выбранила: смяла, пока несла! Преодолевая стеснение, унижение царского любовника стоило того, Марфа принялась примерять платья, надевая поверх нижней сорочку. С дразнящим хохотом она уходила за расписную китайскую ширму, подаренную Иоанном. Но оттуда не раз и не два игриво высовывалась то полненькая ножка, то покатое плечо. В душе Григория бурлило, а руки его тряслись. Продолжая глумиться, Марфа вышла из-за ширмы и потребовала или приказала Григорию вместе с Ириной застегивать не сходившееся на спине аксамитовое платье. Солнечный день играл за окном. Россыпь лучей сеялась в комнате. Григорий жмурился от брызг золотых зайчиков, отбрасываемых каменьями, вкрапленными в тяжелую ткань. Он испытывал горячее искушение ударить локтем или ногой тянувшую противоположный край платья Ирину Годунову, молчавшую, сопевшую, непроницаемую.

         Марфа задушилась в тугом платье, чересчур подчеркнувшем ее расцветшую фигуру. Она взопрела и, козырьком закрыв глаза от солнца, подошла к стрельчатому окну проветриться. Выглянула на двор и вдруг замерла. Увиденное заставило чаще забиться сердце. Холодная липкая ревность потекла от ног к груди, засела подложечкой.