Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

оживляют скатерть снега, полустанки и развилки

обдавая содержимым опрокинутой бутылки.

Левое полухорие:

«Жизнь – она как лотерея».

«Вышла замуж за еврея».

«Довели страну до ручки».

«Дай червонец до получки».

(на орхестру в образе Николая Васильевича Гоголя выходит Владимир Британишский, на его голове надета бескозырка. Он читает: «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ярко отсветиться в водах».

Андрей Битов:

В продуктовом – кот наплакал; бродят крысы, бакалея.

Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана.

превращается в тирана на трибуне мавзолея.

Правое и левое полухорие вместе:

«Говорят, открылся Пленум».

«Врезал ей меж глаз поленом».

«Над арабской мирной хатой

гордо реет жид пархатый».

(на орхестру в образе Льва Толстого, облаченного в пижаму, выходит Сергей Михалков)

Александр Уманский:

По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,

натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.

Размышляя о причале, по волнам плывет «Аврора»,

чтобы выпалить в начале непрерывного террора.

Правое полухорие:

«Где яйцо, там – сковородка».

«Говорят, что скоро водка

снова будет по рублю».

«Мам, я папу не люблю».

(в образе Заграницы на орхестру спускается Кэрол Аншютц, о которой сказано в либретто – «Входит с криком Заграница, с запрещенным Полушарьем и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен. Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем, придирается к закону, кипятится из-за пошлин, восклицая: «Как живете!» И смущают глянцем плоти Рафаэль с Буонарроти – ни черта на обороте».

Кэрол Аншютц:

Как живете?

Василий Аксенов:

Мы кайфуем!

Хор:

Пролетарии всех стран

Маршируют в ресторан!

(на орхестре появляется Иосиф Джугашвили, в зрительном зале тут же воцаряется паника, испуг, оцепенение, персонаж во френче долго ходит в молчании, заложив руки за спину, он пристально вглядывается в темноту, как будто кого-то выискивает, и при этом абсолютно невозможно понять, кто исполняет эту роль)

Джугашвили:

Лаврентий, ты где?

Голос из-за сцены:

Я тут!

Евгений Евтушенко:

Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,

и дымящаяся трубка… Так, по мысли режиссера,

и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.

И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.

Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.

Левое полухорие:

«Мне – бифштекс по-режиссерски».

«Бурлаки в Североморске

тянут крейсер бечевой,

исхудав от лучевой».

(наконец Иосиф Джугашвили удаляется с орхестры, и его место занимает Саша Соколов в образе Мыслей о Грядущем, он облачен в гимнастерку цвета хаки, резиновые сапоги, на плече у него висит охотничье ружье)

Екатерина Савельева, судья:

Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.

Они пляшут и танцуют: «Мы вояки-забияки!

Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом».

И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.

В Министерстве обороны громко каркают вороны.

Правое полухорие:

«Ляжем в гроб, хоть час не пробил!»

«Это – сука или кобель?»

«Склока следствия с причиной

прекращается с кончиной».

(на орхестре появляется Солженицын, которого зал встречает долгими и продолжительными аплодисментами, когда же наконец овация заканчивается, персонаж возглашает)

Солженицын:

«Теперь я – главный.

У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.

Дайте мне перекреститься, а не то – в лицо ударю».

(после этих слов все сразу приходит в движение, на орхестре появляется строй пионеров – «кто – с моделью из фанеры, кто – с написанным вручную содержательным доносом», строй пионеров возглавляет историчка Лидия Лисицына, милиционер, что размахивает руками и кричит – «хватит», пограничники, многолюдные еврейские семьи с чемоданами и прочим барахлом, комсомольцы с лозунгами – «убирайтесь в свой Израиль!», футболисты ленинградского «Зенита», а также Мысли о Минувшем, которые изображают Рудольф Нуреев и Михаил Барышников)

Лидия Лисицына (кричит):

Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!

Голос из-за сцены:

Я тут!

Правое и левое полухорие вместе:

«От любви бывают дети.

Ты теперь один на свете.

Помнишь песню, что, бывало,

я в потемках напевала?

Это – кошка, это – мышка.

Это – лагерь, это – вышка.

Это – время тихой сапой

убивает маму с папой».

(постепенно шум затихает, и все актеры замирают в различных позах, словно каменеют в детской игре «море волнуется раз», а на орхестру с проскении спускается Иосиф Бродский)