Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

Шведский филолог-русист, переводчик и издатель, друг Иосифа, Бенгт Янгфельд вспоминал: «Закурив, Бродский всегда следовал одному и тому же ритуалу: он откусывал фильтр своего “Кента” или “Честерфилда” и отшвыривал его указательным пальцем – у себя дома прямо в камин, иногда попадая, иногда нет. Зачем он покупал сигареты с фильтром, не совсем ясно. Несмотря на то что он прекрасно знал, как опасно для сердечника курение, он никогда не делал серьезных попыток бросить».

13 декабря 1985 года Бродский перенес второй инфаркт, а во время второго шунтирования, которое ему сделали две недели спустя, у него случился третий инфаркт прямо на операционном столе.

Из интервью Иосифа Бродского Соломону Волкову: «На самом деле все очень просто. Был инфаркт, после чего я два года кое-как мыкался. Состояние нисколько не улучшалось, а даже ухудшалось. Я, правда, тоже хорош – курил и так далее. И тогда врачи решили меня разрезать, поскольку они сделали всякие там анализы и убедились, что из четырех артерий, три – “но пасаран”, да? Совершенно забиты. И они решили приделать артерии в обход, в объезд. Вскрыли меня, как автомобиль. Все откачали – кровь, жидкость… В общем, операция была довольно-таки массивная. И, значит, они вставили три объездных, запасных пути. Развязки, если угодно. Но впоследствии выяснилось, что из трех путей только два действуют как следует, а третий – смотрит в лес. И операцию эту пришлось повторить. И от этого всего жизнь временами чрезвычайно неуютна, а временами все нормально, как будто бы ничего и не происходит. А когда болит, тогда, действительно, страшно. Чрезвычайно неприятно. И делать ты ничего не можешь. И не то чтобы это был действительно страх… Потому что ко всему этому привыкаешь, в конце концов. И возникает такое ощущение, что когда ты прибудешь туда, то там будет написано – “Коля и Маша были здесь”. То есть ощущение, что ты там уже был, все это видел и знаешь. Но тем не менее болезнь эта несколько обескураживает. Выводит просто из строя».

Известно, что ишемическая болезнь сердца кроме постоянного физического страдания приносит больному и значительные испытания психического характера, вызывает тревогу, страх, ухудшает сон. Так, зачастую после бессонной ночи, проведенной в одиночестве в гостиничном номере, Иосиф был вынужден долго приходить в себя, и потому довольно часто запланированные мероприятия переносились или вообще отменялись.

Бенгт Янгфельд: «Он никогда не поднимал шума по поводу своей болезни; он скорее пытался говорить о ней поменьше. Но болезнь все время давала о себе знать. Однажды… позвонив ему в Рим, я расслышал в его голосе зловещую тревогу. Он жаловался на боли в груди. Он был один в номере. На мой вопрос, почему он не вызвал доктора, он ответил, что не доверяет итальянским врачам. Мы созванивались несколько раз за вечер, но, несмотря на боль, он не мог себя заставить связаться с врачом. В конце концов он сдался и разрешил себя обследовать. Потом осыпал врача комплиментами: врач оказался что надо, он был совершенно замечательный, и теперь Иосиф чувствовал себя лучше. Консультация смягчила его тревогу».

В марте 1987 года Бродскому была произведена коронарная ангиопластика (хирургическая процедура по расширению суженых сосудов сердца). Однако самочувствие пациента не улучшилось, и уже к 1988–1989 годам, по свидетельству лечащих врачей, да и самого Иосифа, из-за острых болей за грудиной он порой мог пройти лишь несколько сотен метров и только с нитроглицерином, медленно и с частыми остановками.

Летом 1988 года Бродского проконсультировал видный шведский кардиолог, профессор Юхан Карнелл, который сразу понял, что требовать от Бродского отказаться от курения бесполезно, и потому уделил большее внимание психосоматике пациента, иначе говоря, его психологическому настрою, достигнув при этом впоследствии некоторых позитивных результатов.

Свое состояние в те годы Иосиф с печальной усмешкой определял одним словом – инфарктика.

С 1988-го по 1993 год Бродский находился в более или менее стабильном состоянии. Однако зимой 1994 года он был госпитализирован с диагнозом «unstable angina» – нестабильная стенокардия.

Бенгт Янгфельд вспоминал: «Летом 1994-го его самочувствие вновь стало получше, хоть он и жаловался, что множество лекарств, которые он принимал, “изменили его личность”. Когда мы встретились в последний раз в Нью-Йорке весной 1995 года, он уже двигался с трудом. За короткое расстояние от китайского ресторана до машины боли в сердце заставляли его несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух.