Ирина

Пытаясь вырваться, я оттолкнула его, мы скатились на пол, опрокидывая столик. Ощутив под рукой осколки разбившейся бутылки, я испугалась и перестала сопротивляться, отрешенно глядя в потолок…

– Признайся, тебе было хорошо? – довольный собой, он стоял, застегивая ремень. – Я приду послезавтра, так же, в обед.

Меня затрясло от злости.

– Если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я пожалуюсь бандитам! Я видела, как ты прячешься за стойкой, когда они приходят.

Его глаза забегали.

– Ты что? Ты же ляжешь под них!

– Да, лягу. Но и тебе, тварь, мало не покажется…

Он выбежал, трусливо оглядываясь.

Бессильная злость сменилась отчаянным желанием убить их всех или себя… Но мысль, что сейчас придет Жанна и надо успеть навести порядок, заставила убрать стекло и, проветривая комнату, протереть пол. Скинув порванное платье, под душем, смывающим ненавистные прикосновения, решила: больше ничего подобного не будет, и с Саидом тоже…

В конце дня, занимаясь уборкой, я заметила, как Никита, поганенько посмеиваясь, что-то нашептывает хозяину, кивая в мою сторону, и это укрепило мое решение.

Через полчаса Саид позвал меня на кухню, где уже никого не было.

– Слушай, я думал, ты скромная женщина, а ты, оказывается, та еще штучка. Давай, не ломайся и поработай по-настоящему.

Одной рукой он принялся расстегивать ширинку, а другой, взяв за волосы, стал клонить вниз мою голову. Я вывернулась, оставив у него в кулаке клок волос, и со всей силы отпихнула его на горячую плиту. Он заорал от боли и ринулся ко мне. Отскочив, я ухватила тяжелую кастрюлю и выплеснула содержимое ему в лицо. Это была куриная лапша.

Он охнул и, вытирая жирный бульон, забормотал:

– Ты не знаешь, что я с тобой сделаю…

– Ничего не сделаешь, я сейчас иду к твоей Фаине и всё ей расскажу, – недавно я узнала, что кафе принадлежит его жене, и видела, как он ходит перед ней «на цыпочках».

Уже возле двери, упав на колени, он поймал подол моего платья:

– Не надо, не ходи, прошу тебя.

С лапшой на лбу и куриной шкуркой на носу, блестящее от жирного бульона умоляющее лицо его было жалким и безобидным. Понимая, что ноги моей здесь больше не будет, я сунула ему эмалированное ведро с крышкой и приказала.

– Собери весь гуляш и куриные ножки! Это будет мое выходное пособие, а утром выдашь полный расчет. И попробуй хоть копейку зажулить!

Он вскочил и, суетливо орудуя половником, наполнил ведро.

Возле Никиты, застывшего с открытым ртом, я приостановилась.

– Скотина! Ты свое еще получишь… – и вышла, наотмашь хлопнув дверью.

Едой я поделилась с соседями, сестрами Лизой и Таней. Лиза, мучаясь больными ногами, почти не выходила из дома и очень помогала мне, присматривая за детьми. Таня крутилась, как белка в колесе, постоянно что-то придумывая, и, узнав, что я лишилась работы, тут же предложила присоединиться к ней. Оказывается, она собралась в Польшу и уже закупает товар.

– Вдвоем будет намного сподручнее, – объяснила она, – а деньги в долг я для тебя найду.

Я и раньше слышала, что этими поездками неплохо зарабатывают, но это очень нелегкий заработок. Насколько нелегкий, я прочувствовала на своей шкуре, часами простаивая на пропускных пунктах без возможности отойти в туалет, а туалетом была загаженная вокруг земля, на которой справляли нужду, ни на кого не обращая внимания, женщины и мужчины. Чтобы втиснуться в транспорт, приходилось мчаться в толпе с тяжелыми сумками, а потом, разложив товар, стоять по двенадцать часов, умоляя гордых полячек купить что-нибудь…

Вторая поездка далась полегче, поскольку был какой-то опыт. Но уже в России, выпрыгивая на автостанции из битком набитого автобуса, Таня повредила ногу. В медпункте, предполагая, что это перелом, ей наложили шину, и, совсем немного не дотащившись до билетных касс, мы, обессиленные, сидели у дороги, обливаясь слезами.

Из остановившейся рядом машины вышел парень лет тридцати и весело предложил.

– Девчонки, не пожалейте злотых – доставлю с комфортом, а с тебя, – он подмигнул мне, – можно натурой…

– Иди отсюда, урод! – я уже научилась говорить на понятном такой сволочи языке.

– Как знаете… – он пожал плечами и пошел к машине, но, сделав несколько шагов, остановился в нерешительности.

– Чего встал, иди, пока костылем не получил, – зло сказала Таня.

Однако он вернулся, разглядывая нас.

– Откуда вы? – выражение его лица и голос изменились настолько, что грубо ответить было невозможно.

Я назвала город.

– А я сам из Москвы. Перегоняю машины, – он кивнул на Таню. – Что у нее с ногой?

– Наверное, перелом, выпала из автобуса.

– Ну и дела… И как же вы будете добираться?

Мы молчали.

– Ладно, я довезу вас… «Для бешеной собаки семь верст не крюк». Поднимайтесь, – он потянулся за Таниной сумкой.

– Подожди, – она прижала баул к себе. – Сколько ты возьмешь?

– Нисколько, не всё меряется деньгами.

Таня подозрительно покосилась на него.

– Темнишь, парень…

Он рассердился.

– Мы едем? Или будем разговоры разговаривать?

Я почувствовала, что всё это взаправду, и, вставая, кивнула Тане.

– Едем.