— Довольно тебе оплакивать меня, Кухулин! — сказал Фердиад. — Каким оружием будем мы биться нынче?
— Тебе принадлежит выбор, — отвечал Кухулин, — ибо вчера выбирал я.
— Возьмемся же, — сказал Фердиад, — за наши тяжелые, жестоко разящие мечи: быть может, рубящими ударами мы скорей решим спор, чем колющими, как вчера.
— Возьмемся за них, — сказал Кухулин.
Они схватили два громадных, длинных щита и взялись за тяжелые, жестоко разящие мечи. Каждый из них старался ударить и сшибить, поразить и повалить другого, — и величиной с голову месячного ребенка были куски тела, которые они вырубали из плечей, бедер и лопаток друг у друга. И так рубились они от утреннего рассвета до начала вечера.
— Прервем бой, Кухулин, — сказал Фердиад.
— Прервем бой, — сказал и Кухулин, — пора.
Они прекратили бой и перекинули свое оружие в руки возниц. Если встреча их была встречей двух радостных, довольных, беспечных, бодрых воинов, то расставанье их было расставаньем двух воинов омраченных, озабоченных, опечаленных. Их кони не провели эту ночь в одном загоне, их возницы не сошлись у одного костра.
Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. На другой день рано утром встал Фердиад и пришел один к боевому броду. Он знал, что настал день решительного боя, в который один из них падет, если не оба. Он надел на себя свой наряд сражений, битв и поединков до прихода Кухулина. Вот каков был его наряд сражений, битв и поединков.
Он надел на свое белое тело шелковые штаны с многоцветной золотой каймой. Поверх их он надел другие штаны из хорошо вылощенной коричневой кожи. Спереди он прикрепил к ним большой крепкий камень, величиной с мельничный жернов. Поверх этого он надел третью пару штанов, крепких, глубоких, из литого железа, прикрывших большой, крепкий камень величиной с мельничный жернов, — из страха и боязни в этот день перед
В правую руку он взял свое разящее копье; с левого боку привесил свой кривой боевой меч с рукояткой и перекладиной из красного золота. На свою крутую спину он возложил большой, прекрасный щит из воловьей кожи, с пятьюдесятью шишками, каждая из которых могла бы вместить изображение вепря, — а в середине была громадная шишка из красного золота.
Снарядившись так, Фердиад начал совершать высоко в воздухе разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которым он доселе ни у кого не обучался, ни у женщины, ни у мужчины, ни у Скатах, ни у Уатах, ни у Айфе: он сам изобрел их в тот день, чтобы совершить их пред лицом Кухулина{101}
.Кухулин также пришел к броду и увидел разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которые Фердиад совершал высоко в воздухе.