Иррациональное в русской культуре. Сборник статей

В то время как разрыв тесных взаимоотношений между двойником и его оригиналом происходит на метауровне, Осипов наблюдал тот же процесс в тексте и на семантическом уровне. Одержимость Достоевского идеей двойничества влечет за собой множество двойных образов: у него в изобилии встречаются зеркальные отражения, тени, отголоски, капли воды, пары башмаков и галош, близнецы и двойники и даже повторы слов. Однако Осипов неожиданно деконструировал все эти двойные образы, называя их «псевдодвойничеством». Он утверждал, что эти пары всего лишь кажутся идентичными друг другу на физическом уровне, в то время как на самом деле они отличаются друг от друга. Осипов указывал, что если гидродинамика Б.А. Бахметьева отрицает существование двух совершенно одинаковых капель воды, то мнимая идентичность таких вещей, как капли воды, – это всего лишь проблема нашего несовершенного восприятия[279]

.

Однако роман «Двойник» представляет собой не только психологическое лекарство для его автора и инструмент для пробуждения сочувствия в читателе; он не менее поучителен и в плане понимания Осиповым иррационального. В наиболее сжатом виде Осипов изложил свою идею иррационального в эссе «Страшное у Гоголя и Достоевского» (1927), в котором поднял тему ужасного в литературе[280]. Во-первых, он определил иррациональное по отношению к рациональному, яростно нападая на «рационалистов-умников», которые объясняют все проявления сверхъестественного невежеством или безумием, и настаивая, что они по крайней мере должны признать «псевдорациональными» такие явления, как сны, смерть и безумие, (еще) не получившие рационального объяснения. Согласно Осипову, признание псевдорациональных явлений подразумевает их изучение. Оно происходит в три этапа: посредством мистического и поэтического восприятия, философских размышлений и научного анализа. Осипов выступал за сравнение результатов, достигнутых на каждом из этих этапов. В этом смысле иррациональное рационализируется, но лишь частично, «так как наука, по самому существу своему, частична»[281]

.

Нас не должно удивлять то, что психоаналитик Осипов приписывал иррациональному позитивную функцию, поскольку оно расширяет наше сознание и восприятие мира и стимулирует мыслительный процесс. Так, некоторые формы иррационального – например, нарушение законов природы и чертовщина в фантастических повестях Гоголя, – вызывают удовольствие у читателя. Анимизм такого рода, согласно Осипову, представляет собой серьезное добавление к обедненному рациональному мировоззрению. Помимо эстетического удовольствия, получаемого при чтении Гоголя, Осипов отмечал и положительное влияние анимистического иррационализма, который «служит импульсом, ферментом для размышлений»[282].

ЗИГМУНД ФРЕЙД: СТЕРЕОТИПИЗАЦИЯ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА

Достоевский и его творчество становились источником профессионального вдохновения не только для таких русских психоаналитиков, как Розенталь и Осипов. Великий русский писатель вызывал не меньший интерес и у австрийского отца психоанализа. Как указывают Джеймс Райс и Александр Эткинд, увлечение Фрейда Россией было вызвано многочисленными личными, экономическими, этническими, историческими и интеллектуальными причинами[283].

Однако наибольшее влияние на представления Фрейда о России оказал именно Достоевский. В 1910 году Макс Эйтингон преподнес Фрейду первое немецкое собрание избранных произведений Достоевского, изданное Пипером, – и этот подарок послужил для Фрейда импульсом к чтению и изучению Достоевского, продолжавшемуся на протяжении всей жизни Фрейда и вдохновившему его на написание ряда важных работ. Одной из них было эссе «Достоевский и отцеубийство», изданное в 1928 году в качестве предисловия к дополнительному тому из немецкого собрания сочинений Достоевского, содержавшему ранние черновики к «Братьям Карамазовым»[284]

. Как справедливо отмечал Райс, это эссе является памятником как истории медицины, так и современной Фрейду критики Достоевского. С момента революции 1905 года эта критика находилась в Германии на подъеме; за период до 1930 года было издано не менее 700 работ, посвященных Достоевскому, что положило начало настоящей моде на него[285]. Райс тщательно изучил популярные идеи о Достоевском, а также те источники и книги, которые могли повлиять на восприятие Достоевского Фрейдом; самыми важными из них были работы Д. Мережковского и Стефана Цвейга[286].