Искала я милого моего

– Госпожа Змейка, простите за беспокойство, но у меня такое горе, такое горе. Пропала моя деточка, моя Мици, сок сердца моего. Не видали вы её?

– Это которая у вас Мици, серенькая?

– Нет, чёрненькая, только на грудке белое пятно. Такая хорошенькая!

– И давно её нет?

– С вечера, госпожа! Она не пришла даже кушать!

– Ничего, милая, она ведь уже вошла в возраст? Немного погуляет и вернётся непорожней.

– Вы думаете? Дай-то бог! Но если увидите её, дайте мне знать поскорей.

– Конечно, милая. Если беспокоитесь, покричите возле окрестных подвалов, вдруг отзовётся.

Подложив таким образом свинью соседям Надии, Эмилия прибавила шагу и скоро уже сидела за столиком под виноградом, с трепетом разрезая хрустящий профитроль, полный ванильного крема. Ах, Надия, Надия. Она родилась в далёкой северной стране, в Мелави оказалась в раннем детстве, но её язык навсегда сохранил лёгкую нездешнюю неправильность. Она была хрупкой и к своим сорока пяти выглядела девочкой, которую зачем-то загримировали, покрыв неубедительными морщинами. Говорили, что в юные годы произошла какая-то беда, остановившая её развитие. Родители, сколько могли, поддерживали Надию, но умерли рано, сгинув при очередном взрыве, а полоумная дева выжила и оказалась на улице. Пришлось помыкаться, но в конце концов о ней позаботились добрые люди, выделили комнату в полуподвале и небольшую пенсию. Деньги Надия тратила на окрестных кошек, вокруг неё всегда крутились две-три перекормленные попрошайки. Мягкое сердце милой Надии было полностью поглощено заботами о животных и лишь изредка отвлекалось на краткосрочные влюблённости. Будучи ребёнком, она и любила по-детски, не сводя восхищённого взгляда с объекта чувств. Зачастую это был какой-нибудь бродяга, задубевший от пьянства, который искал пристанища на дождливую зиму. Сначала она чинно встречалась с ним на скамейке в парке, прогуливалась по аллеям, рассказывая о бурной жизни кошек, жаловалась, советовалась, иногда плакала от несправедливости мира, не смущаясь отсутствием какой бы то ни было реакции. А через приличное время приводила его к себе домой, и потом появлялась на улице уже другой, гордой и сияющей от любви. Затем начиналась семейная жизнь с общим хозяйством и обязательными пятничными выходами на рынок. Надия вешала на руку плетёную корзинку и плыла рядом с избранником, важно поглядывая по сторонам. Никакой болтовни со случайными прохожими, лишь иногда кивала избранным знакомым, а так всё больше смотрела на своего мужчину, улыбалась и розовела, поправляя кудрявые каштановые локоны. Обычно она собирала волосы в тугой пучок, но в дни любви распускала его, и тогда происходило чудо. У нелепой маленькой Надии были самые прекрасные волосы на свете: мягкие, как ангельские перья, густые и тонкие, они вились крупными тёмными кольцами, ниспадая до талии, и отливали золотом, будто вся её несбывшаяся радость спала в них. Надия не седела, её причёске не требовалось ни краски, ни заботы парикмахера, хватало дешёвого мыла и гребня. Среди девушек Мелави считалось хорошей приметой встретить счастливую дурочку и прикоснуться к её распущенным волосам, это приносило удачу в любви.

У самой Надии счастье заканчивалось весной, когда очередной бродяга уходил. Она горько, но коротко плакала, а потом затягивала кудри потуже, сосредотачивалась на своих кошках и снова приставала ко всем встречным с бурными разговорами. На улицах её не обижали, то ли не поднималась рука на безумную девочку, то ли была у неё какая-то защита, хранящая от пьяной злобы и несчастного случая.

Закончив с десертом, Эмилия снова прошла через парк Даль – после заката цветущие деревья начинали пахнуть как сумасшедшие. Потом свернула в переулок, резко остановилась и едва не вскрикнула, увидев на каменной мостовой алые пятна крови – будто свинью зарезали. Только через мгновение поняла, что это всего лишь красные соцветия огненного делоникса, раздавленные ногами прохожих. «Нервишки шалят», – в очередной раз отметила она и вышла на соседнюю улицу, широкую и освещённую, где было полно народу. Снова повстречала Надию, бредущую с рассеянной улыбкой.

– Есть новости, милая?

– Мне сказали, что видели чёрненькую кошечку с белым пятнышком, представьте! Она бегала с растерянным видом возле… – И вдруг лицо Надии исказилось от страха, она зажала рот рукой и попыталась спрятаться за Эмилию.

Та обернулась и пожала плечами: обычная праздная толпа, разве что мелькнул в ней священник, спешащий куда-то по своим богоугодным делам, хотя в сумерках Эмилия могла ошибиться.

– Что, Надия, кто вас испугал?

– Очень-очень нехороший человек, госпожа, очень-очень. Нельзя, чтобы он меня увидел!

– Он обидел ваших котиков?

– Не котиков, нет. Нет-нет! Мне нужно уйти, чтобы не случилось беды, не говорите ему обо мне, попрошу вас!

– Да кому же, Надия?

Но она только мотала головой и пятилась, а потом скрылась в подворотне и растворилась в тени.

«Психическая», – пожала плечами Эмилия и отправилась домой.