А дальше начались самые страшные часы его жизни. Милли сочла, что если остальные шестеро умрут легко, просто не проснувшись завтра поутру (да и тот, в переулке, упокоился слишком быстро), то этому придётся отдуваться за всех. Она попробовала на нём свою собственную разработку, парализующую жертву, но не лишающую её чувствительности. Поудобнее переложила тело и надела здоровенный фартук, закрывший её от горла до самых колен. В полной мере одежду он не убережёт, Милли в любом случае собиралась её сжечь перед уходом, но не хотелось работать мокрой. Взяла острый скиннер с загнутым клинком и впервые заглянула прямо в глаза своего любовника:
– Извини, папа, что пришлось подождать, но я спешила как могла…
И дальше она неспешно рассказывала отцу, что по нему очень скучает, но ни в чём не винит, ведь он пытался её уберечь. Что он просил восьмерых, но она решила подстраховаться, ведь неизвестно, кто из группы приходил к нему в ту ночь. Поэтому она отправляет ему всех.
Она говорила, а руки её неспешно действовали, разрезая и отслаивая кожу. Мужчина прочувствовал каждое прикосновение и всю боль, которую она для него приготовила. Когда Милли остановилась, кожи на нём почти не осталось, но самым жутким мгновением для него осталось то первое, когда она посмотрела на него, а он увидел демонов, глядящих из её зрачков.
Закончив, она пошла в каморку горничной, нанятой совсем недавно, – Милли специально выбирала невысокую субтильную девицу. Та спала мёртвым опиумным сном и не проснулась, даже когда Милли её волокла и укладывала в постель к любовнику. Дальше всё было просто: залить горючим маслом тела, гостиную, собственную комнату и кухню, переодеться, взять собранную сумку, а потом вернуться в спальню и бросить зажжённую спичку на окровавленную парочку. Она постаралась рассчитать время точно, чтобы капли её отца, дающие милосердную смерть, не прервали жизнь мужчины раньше времени. Он должен умереть в огне – в огне, на котором она горела все эти годы. Теперь же она наконец-то увидела то, что терзало её воображение: оказалось, ничего особенного нет под человеческой кожей – грязно-жёлтый жир и тёмное мясо, подсыхающее и тускнеющее. После этого демоны навсегда покинули её душу и кошмары прекратились. Разве что кровь Милли возненавидела на всю жизнь.
Напоследок ей пришлось заглянуть к лекарю, который слишком хорошо запомнил сиротку Эмму, но для него всё закончилось легко и быстро.
Следующий год Милли провела в Мелави под новым именем, живя почти столь же аскетично, как и в горах, – книги, лаборатория, тренировки, медитация. Большую часть времени заняло исследование волшебных капель, полученных в наследство. Она разгадывала рецепт, пытаясь думать, как отец – если кому это и было по силам, то именно ей. И однажды решение пришло, именно в тот момент, когда она отчаялась воссоздать формулу и сосредоточилась на ходе его мысли. Это была не её догадка, она как будто стала Генрихом и вдруг вспомнила.
Затем она обдумала, чего хочет от жизни – достигнув того, к чему стремилась более десяти лет, постаралась прислушаться к своим настоящим желаниям и отыскать новую цель. Осознав её, Милли занялась изучением тёмной стороны Мелави – потому что возжелала этот город. Весь, целиком. Она должна завладеть им, кое-что изменить на свой вкус, очистить от лишнего и по возможности украсить.
Когда Милли исполнилось двадцать два, она вернула себе настоящее имя и приготовилась начать. Трезво оценивая свои силы, собиралась покорить Мелави к тридцати, но справилась чуть раньше. Два таланта были у неё – убивать и очаровывать, и папина лаборатория в придачу, этого ей хватило, чтобы взять город.
Эмилия сняла телефонную трубку, сопя от ненависти. Обычно звонками занималась Эльфрида, но было бы странно договариваться о встрече с бывшим любовником через домоправительницу. Поэтому она набрала короткий номер и вздохнула. Орен ответил почти сразу:
– Эмили? Только ты так гневно молчишь, прежде чем начать разговор.
– Если ты такой умный, то, может, знаешь, зачем я звоню?
– Конечно. Ты умираешь по моему кофе и хочешь посплетничать. Тебя видели на состязании рестлеров.
– Тогда почему ты ещё не здесь?
– Не хотел навязываться, любимая. Вылей ту бурду, что у тебя в чашке, сейчас буду.
Пикировки всегда им удавались, они могли обмениваться игривыми колкостями бесконечно – это была одна из причин, благодаря которым он продержался с ней довольно долго. Остроумие и хороший секс, но второе умели многие, а рассмешить её мог не каждый.
Не прошло и четверти часа, как Орен уже хозяйничал на её кухне. Понюхал джезву и выплеснул остатки кофе в горшок с чайными розами. Эмилия выругалась – садовник её растерзает, – а Орен только пожал плечами:
– Им ничего не сделается, а тебя эта дрянь когда-нибудь убьёт. Понять не могу, как гениальный химик умудряется быть таким бездарным кулинаром.
– Обычно я не употребляю сама то, что готовлю в лаборатории.
– Учту. Если когда-нибудь накормишь меня вкусной едой, я пойму, что ты меня отравила.