Искала я милого моего

– В такие минуты я даже рад, что она уже не с нами. Надеюсь, на тот свет твои возможности не распространяются.

– Да ладно. Расскажи про Джакомо. До запястья?

– До плеча.

Эмилия хмыкнула. В определённых кругах руки до сих пор рубили тем, кто совершал особенно наглые кражи, разорял общак или ещё как-то обирал своих. Дело-то житейское. Но и тогда чаще всего отнимали только кисти, а вора оставляли в живых – в назидание. Мёртвому-то увечья не страшны, а поди поживи изуродованным, когда собственные штаны застегнуть не способен.

– Интересно. Он ведь грузчик? Мог увести товар у контрабандистов, из крупного что-нибудь. Но я ничего не знаю о таком. – Эмилия была в курсе самых значительных операций, начальник порта еженедельно предоставлял ей отчёты и по белым, и по теневым перевозкам, и в последних ничего подходящего не встречалось. Очень плохо, если возник поток, идущий мимо неё. А когда Эмилия говорит «очень плохо», это к беде.

– Нет, – заверил её Орен. – Я присматриваю, ничего интересного. Скорее всего, бойцовские дела. Вроде как должен был лечь под Олафа, договорился, уже и деньги взял, а потом взбрыкнул. Покрасоваться захотел? Ставок нигде не делал, просто наплевал на соглашение, разделал соперника, подхватил выигрыш, бабу какую-то бедскую из толпы выдернул и смылся. Но далеко не убежал, нашли его в нумерах без денег, без бабы и без рук, но с дополнительной дыркой в горле. Кровищи было…

– Представляю. Подружка не могла?

– Да ладно. Опоить и ограбить – одно, а кости пилить не женское дело. Хотя следов борьбы не было, будто сонного взяли.

– Руки-то не нашли?

– Нет, кормят уже рыб, наверное, это же возле порта.

– Хорошо, а буков[1] ты опросил, кто у нас такой грубый?

– В том-то и дело, божатся, что наказать не успели, не они это.

– Как следует спросил?

– Как умею. Не веришь – сама займись.

– Да уж не премину. – Но Эмилия знала, что Орен доставал информацию почти так же эффективно, как и она. Не так чисто, но у всех свои методы. Она обязательно перепроверит, но в целом картина любопытная, «всё как у кошки, но не кошка», версия слишком очевидная, чтобы быть правдой.

– Ладно, душа моя, возможно, мы усложняем. Работай и держи меня в курсе, пожалуйста. – Эмилия была с ним очень вежливой, когда не хамила нарочно. Хороший человек, грех обижать. Сегодня она не дразнила, а он не играл с ней в злого полицейского, общались как коллеги. Кристалл его раздражением не зарядить, но толковый разговор дороже энергии.

Орен тем временем рассматривал её лицо с тем же жадным вниманием, что и годы назад. Она никогда не переставала его интересовать и никогда не переставала ему нравиться. Он любовался её тонкими летучими чертами тогда, любуется и теперь, хотя лёгкости стало меньше. В Эмилии было одухотворение, и всё, что он знал о ней, всё, что она натворила в жизни и ещё натворит, не сделает её жёстче, грубее, некрасивее. Так и будет улыбаться среди белых своих цветов, купаться в аромате апельсинов, гладить кошек, трепетать над сладкими булочками и трахаться с кем попало – самозабвенно, будто отдаётся богу. Однажды он вручил ей свою жизнь в этом же саду, и с тех пор ничего не изменилось.

Эльфрида явилась после обеда, раздражённо повела прекрасным породистым носом и опять куда-то исчезла. Как выяснилось, спустилась к морю, набрала воды и потом долго отмывала прихожую, кухню и веранду «седьмой волной», бормоча очередной заговор. Несмотря на северные корни, она впитала восточные суеверия во всей полноте и постоянно чистила дом от дурного глаза, сыпала в огонь соль, обходила комнаты с колокольчиком, жгла можжевеловые благовония, а веник держала у двери перевёрнутым. Эмилия с пониманием относилась к её причудам, вот только порчу Эльфрида ощущала каждый раз, когда в доме появлялись гости – любые, люди не нравились ей в принципе, вне зависимости от пола, национальности, расы и социальной принадлежности. Её регулярные камлания порой становились утомительными, но обычно Эмилия любила смотреть, как высокая чопорная дама в тёмном платье яростно размахивает свечой и отчитывает духов так, будто они нашкодившие школьники. Это при том, что Орен был Эльфриде наименее отвратителен, ему даже разрешалось называть её Элфи и дарить чёрный, как горе, шоколад. И всё-таки она утверждала, что господин следователь приносит дурную энергию на одежде, ибо якшается с отребьем и ходит рядом со Смертью. Эмилия не считала необходимым напоминать, что Смерть практически живёт у нее дома, мало ли какие очищения способна измыслить домоправительница. К тому же Эльфрида страшно развлекала Гамлета, во время ритуалов серая тень постоянно кралась у неё за спиной, замирала в уголке и с интересом наблюдала.