Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Под самый вечер рысью выезжаем на позицию из хуторка, где стояли пару дней в резерве. Местность за хутором сразу меняет свой вид: почва становится совершенно песчаной, начинаются сплошные заросли. Длинными тоненькими полосками, то поднимаясь на холмики, то пропадая где-то в ложбинках и, наконец, совершенно исчезая в помутневшей от надвигавшейся мглы дали, кое-где чернеют виноградные ряды и садики одиноких, разбросанных, еще уцелевших или уже разрушенных хуторков. Мы останавливаемся у одного из них. Слева от нас по буграм вспыхивают один за другим разрывы тяжелых неприятельских снарядов и грохот стоном стоит по долине. Здесь устанавливаем пушки и располагаемся ночевать. Но уже часа через три будят, и вслед за пушками по тяжелой песчаной дороге мы идем еще с версту дальше. В какой-то глубокой глухой балке команда «Стой!» и «С передков!». Останавливаемся рядом с другой батареей, берем ее «установки», подкапываем хобота орудий и складываем у каждого из них снаряды. Темный горизонт слева вдруг вспыхивает длинными бледными огнями. Раз, другой, третий… Балка ужасающе гремит, и снаряды соседней батареи с воем уносятся куда-то в пространство. Наши орудия тоже щелкают замками, и из темноты доносится знакомый хриплый голос старшего офицера: «Ор-рудиями правое, гранатой, огонь!» Огни и грохот слепят и заглушают все. Кажется, все небо полыхает теперь белыми огнями вспышек. «Номерра, заготовить десять гранат! Пять секунд выстрел!..» Мы знаем, что пехота подходит теперь к большевистским окопам и проволоке, которую мы штурмовали и брали уже, по крайней мере, раз пять. Брали или почти брали, а вслед за тем отходили обратно, обойденные целыми полчищами с других сторон… Неужели не удастся и теперь, неужели не возьмем и на этот раз? Если не возьмем, неужели отходить снова?.. Нет, что угодно, только не это!

Нервы напрягаются до предела, — в общем хаосе не слышно, не разобрать уже ни команды, ни свиста подлетающих большевистских снарядов, ни собственных слов. Яркое пламя вспышек с резким чередованием ночи слепит глаза почти до потери зрения, чуть различаешь лица возле стоящих людей. Сколько это длится: минуты, часы или уже и того больше? К орудию больно прикоснуться, при откате на полозьях его от жары потрескивает масло…

Вот начинает светать. Куст лозы, за которым стоит наша пушка, сразу вынырнул теперь перед глазами, — на темных листьях его поблескивают капельки росы…

Но что же дальше, что принесет нам утро? Проходит час и больше, — становится совсем светло. Мы стреляем почти на тех же установках, прицелы колеблются разве что на 10 делений, а большевики ураганным огнем бьют по всем окрестным виноградникам и хуторам. Впереди, где у Днепра нависло молоко тумана, целой бурей бушуют пулеметы: их расслышать только сейчас в перерывах грохота пушек. А дальше, верно, уже на другом берегу реки, в небе кверху ползет свинцово-белый шар — большевистская колбаса… Сердце сжимается болью: ясно, что атака не принесла никаких перемен…

Серый, чисто осенний денек с припухлым свинцовым небом, от поры до времени сыпет мелкий дождь. На батарее бледные от бессонной и тревожной ночи лица, как-то не хочется ни говорить, ни думать, вот только бы забыться где-нибудь под кустиком на полчасика да вздремнуть. Но проклятый дождь…

В полдень привозит кухня жиденький борщ без хлеба, часа через два прибывает и хлеб. Да не хочется даже и есть… К вечеру человека четыре нас офицеров идем на наблюдательный пункт. Я должен с наступлением ночи пробраться к цепям нашей залегшей пехоты, чтобы назавтра корректировать оттуда огонь батареи, капитан Г. с Л. остаются на пункте. В. должен наладить связь. От бугорка к бугорку, от ложбинки к ложбинке, завязая в сыром и влажном от дождя шуршащем песке, шагаем друг за другом, забираясь в густые темно-зеленые виноградники, подтыканные палочками по кустикам, окопанные землей. На ходу нагибаемся, приподнимаем кверху широкие намокшие листья, срываем и жуем черные кисти чудных зернистых ягод. Батареи молчат, только от поры до времени щелкнет вдруг впереди то там, то здесь легкий сухой удар и провизжит стороной пуля.