Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Вот ползем на высокий песчаный бугор, а дальше идти некуда, — за кустом осторожно устанавливаем трубу и начинаем пристреливаться, готовимся к завтрашнему дню. Едва батарея дала два-три выстрела, большевики начинают отвечать одной тяжелой пушкой. Грохочущие разрывы ее снарядов ложатся у самой нашей батареи, поднимая громадные черные столбы дыма и давая от себя в потемневшем воздухе массу искр. Поневоле замолчали: вечерняя темнота слишком выделяет вспышки наших орудий и указывает нашу позицию. Лежим на бугре, пока не темнеет совсем. Теперь я встаю, прощаюсь и иду с бугра вниз. Внизу опять густой и мокрый виноградник… Двигаюсь только ощупью, стараясь не терять направления и помня, что должен прийти сперва к маленькому беленькому домику, который так ясно видел до темноты с бугра. Где-то дальше за домиком и должна лежать наша цепь. Я иду минут пять, потом десять, — винограднику нет конца, а домика не видать. Останавливаюсь, прислушиваюсь, силюсь разглядеть темноту, силюсь хоть что-нибудь увидеть… Чуть шелестят виноградные листья, да где-то каплет с листа на лист вода… Сердце сжимается: ну, а вдруг потерял направление и вышел не к домику, а куда-нибудь вбок? Обостренный слух различает какой-то необычайный шелест: шаги… Да, идут. Беру в руку свой карманный браунинг — единственное имеющееся у меня оружие — и двигаюсь вперед.

— Кто идет?

Ясно слышу по оклику, что офицер. Еще через пару минут ложусь рядом с пехотным телефонистом в песок, подкапываю его впереди себя поданной мне лопаткой и вызываю батарею. Отвечает Г. Сговариваемся на случай тревоги ночью о сигнальных ракетах, о связи с батальоном и пр. «Ну, значит, до завтра, спокойной ночи!» — «Спокойной ночи!..» После полчаса беседую с пехотинцами и вдруг как-то незаметно для самого себя засыпаю, уткнувшись головой в песок…

…Просыпаюсь от какой-то непонятной тряски — да, меня крепко трясут за плечи. Сделав усилие, открываю глаза: телефонист докладывает, что меня вызывает командир батареи. Беру трубку. «Снимаемся, отходим прямо на Ч., так как красные обошли нас с северо-востока. Вернитесь сейчас же на батарею. Пехота получит распоряжения от своих…»

Итак, снова отступаем, снова у Ч.!.. Меня облегают тяжелые мучительные мысли… Встаю, иду к ротному проститься и прежним путем через песчаный бугор возвращаюсь на батарею. Орудия уже стоят в запряжках, и минут через десять мы снимаемся и отходим…

…И вот опять Перекоп. Я давно его не видел. Не думалось мне уже, что я буду опять целыми днями видеть его перед собой, как бывало это так в прошлом. Но вот он опять…

Какое жуткое, страшное зрелище! Да ведь это подлинно царство смерти, царство разрушения, хаоса и могил! Ни единой души, ни единого живого существа. Словно черепа мертвецов с зияющими глазными впадинами, глядят кругом белые остовы разрушенных домов, страшно чернея своими оконными нишами и отверстиями выбитых дверей. Всюду груды камней, кирпича, мусора и глыбы обожженной, спрессованной в местах падений снарядов землей, а кругом целые бесконечные лабиринты колючей проволоки, рогатин и застав. Где-то слева, в стороне, над всем этим хаосом поднялась ввысь и словно повисла в воздухе своим оторванным снарядом углом белеющая колокольня церкви с куполом и золотым крестиком наверху. Крестик высоко и ярко блестит… Тишина. Тишина смерти и сотен могил…

За перекопским валом становимся на позицию и начинаем пристрелку. А на другой день с самого рассвета большевики тучами лезли уже на нас, и скоро новые сотни могил прибавились к прежним, раскинутым по степи у Перекопа…

Недели две была полная тишина, но это была страшная тишина перед бурей. Это чувствовалось, об этом говорило решительно все.

С наблюдательных пунктов наших батарей изо дня в день видели мы огромные подходящие колонны свежих сил большевиков. В стереотрубу при хорошей видимости можно было отчетливо различить отдельные группы пеших, всадников и запряжки орудий…

Ждали каждый день, ложась с темнотой по своим землянкам, что с рассветом завтра начнут они лезть опять. Ждали спокойно и сосредоточенно, твердо зная, что конечной победы над нами врагу не достичь. На батареях сложили груды снарядов, ежедневно поверяя и разрабатывая пристрелку, на валу пехота хлопала пулеметами, почти каждую ночь выйдя на разведку, но пока была тишина.

— Знаете, М. Г., — сказал мне как-то вечером отдежуривший весь день на наблюдательном пункте В. — Сегодня видели у них колонну артиллерии верст пять длиной…

Вечер был тихий-тихий, мороз отчаянно крепчал. Мы постояли, поговорили еще, и я простился.

…И вот началось… Было еще совершенно темно и даже далек был час рассвета, когда они начали бить. Нас большинство не спало, и все тотчас же спокойно без команды начали собираться и подходить к пушкам. «Началось… Ну, началось…» — слышно было только по отдельным группам.