Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Огонь противника непрерывно возрастал, снаряды по самым разнообразным направлениям и сразу буквально десятками выли и рвались кругом. На рассвете всюду стоял уже один сплошной и ни на секунду не прерывающийся грохот, и огромные клубы черных разрывов стыли и висели, почти не расходясь, в неподвижном морозном воздухе. Передняя цепь большевиков лежала уже у нашей проволоки, скошенная почти целиком. Подойти другим цепям не было никакой возможности, и казалось, участь сегодняшнего боя уже бесповоротно решена; но снаряды все сыпались и сыпались на вал, за него и у проволоки, сыпались дождем, не переставая ни на минуту. Вот целая «очередь» гранат ложится прямо перед батареей, вот еще ближе сбоку от нее, вот почти у щитов орудий… В следующую секунду батарея закрывается густым дымом, — за ним не видно даже соседних орудий… Новый свист подлетающих снарядов, но грохот уже где-то в стороне, справа, еще раз — и еще правей. Минуло. Облегченно вздыхаем. Но работа наша не остановилась ни на минуту, за орудиями не дрогнул никто.

Уже давно полдень, уже мы почти вовсе не стреляем, — целей почти и нет, — но противник и не думает стихать. По дороге за батареей тянутся повозки с ранеными и убитыми на валу, с каждым часом число их непрерывно растет. У нас в батарее пока что только несколько раненых, в большинстве легко. Да и вся батарея состоит из полусотни людей, — передки и зарядные ящики позади в резерве, — отходить не думает, конечно, никто.

Только далеко после заката, в полной темноте стало, наконец, стихать. К частям покатили, рассыпая по дороге горячие угли, кухни и повозки с продуктами, и измученные голодные люди начали есть и отдыхать…

Среди ночи будят. Приказано сниматься с позиции и отходить. «Неужели на Юшунь? И почему?» — слышатся кругом расспросы. По рядам приказание не курить и соблюдать тишину. Говорят, что отходим просто потому, что на Перекопе мы прикованы и не имеем возможности маневрирования, у Юшуни же якобы великолепная позиция с полной возможностью маневренных движений, которую еще не так давно хорошо использовал второй корпус. Но говорят также и о другом: говорят, что накануне красные прорвались где-то справа по замерзшему Сивашу в Карповой Балке и держатся в ней и посейчас. «Мороз вредит нам», — сказал кто-то.

Шли всю ночь, а с утра начали обходить большое озеро, двигаясь уже в обратном направлении, и только к вечеру, когда начало темнеть, спустились в глубокую и широкую долину, с одного края которой приютилась деревня и одинокий хуторок. «Карпова Балка», — услышал я название деревни…

А впереди все время шел ожесточенный бой. Грохот орудий как-то чудовищно гулко звучал в стоячем неподвижном воздухе, и непрерывный рокот пулеметов с отчетливой ясностью доносился еще за добрых три-четыре версты. По дороге бесконечной непрерывающейся лентой ползли навстречу повозки с ранеными и прикрытыми брезентами трупами, тянулись толпы пленных, оборванных, полураздетых красноармейцев.

Расположились в самой деревне, битком набитой людьми. Мороз все крепчал. Рассказывали, что такой мороз был в Крыму только лет 40 назад. Люди развели соломой костры и, сидя кружками, грелись и жевали мерзлый хлеб. Длинная-длинная ночь тянулась мучительно медленно, и так хотелось уже скорее рассвета и дня, хоть и было ясно, что с рассветом снова начнется ад.

Вот, наконец, где-то далеко сзади нас над землей чуть побелело и медленно обозначилась серебристо-белая, вся густо закутанная морозным инеем степь. Кругом потускнели огни, тихо пропали где-то в бездонной пропасти неба звезды, а само оно раздалось куда-то вширь и засерело по бокам… Впереди у завала, за которым мы проводили ночь, откуда-то показалась кучка людей. Все больше и больше, они идут, по-видимому, прямо к нам… Что это? Да ведь это они, красные. Уже доносятся их голоса, уже слышен их крик: «Белые, сдавайся, сюда, к нам!..» Мы бежим к батарее. Ярко-ослепительная полоса огня у жерла одного из наших орудий уже метнулась вперед, грохотом заглушая крики. Вслед за разрывом затихло все и только потом доносится какое-то «а-а-а»… Видно, как цепь ложится, как отдельные люди в ней отбегают к стороне. Пули сыплются теперь оттуда целым дождем. Наше орудие продолжает стрелять, к нему присоединяется другое, а кругом во все стороны неистово летят передки и уносы, волоча за собой убитых коней, падают и ползут по земле люди и перемешались крики команды и вопли раненых. Слева начинает строчить пулемет. Пули со скрежещущим визгом бьют в щиты орудий, косят заиндевевший степной бурьян… Снимаем замки и отбегаем к другому концу села. Нам навстречу подходит уже резервная цепь и развертывается лава кубанцев. Красные отходят, беспорядочно рассыпаясь во все стороны, и через четверть часа мимо нас проходят новые толпы захваченных в плен. Собираем уцелевших, но, увы, немногих людей, передки, берем пушки и кое-как тянемся в ближайший резерв. Бой уже кипит вокруг в полном разгаре…