Искры

Снег шел с утра до ночи, неторопливый, крупный, и в течение трех дней завалил улицы, дворы и домики рабочих поселков сугробами по самые крыши. А потом пошел дождь и в два дня превратил улицы в реки воды.

Лука Матвеич думал: «Чудеса в природе начались! Декабрь, а на дворе весенний дождь, и даже воздух как-то по-весеннему пахуч и свеж».

Он стоял возле окна и смотрел на город, затуманенный завесой дождя… Через несколько дней рабочим дружинам предстоит ворваться в него и захватить административные учреждения. Удастся ли это? Поддержат ли югоринцев рабочие других заводов, шахтеры? Поднимутся ли крестьяне окружных хуторов и слобод? Когда начнется и начнется ли восстание в Москве, в Петербурге и стоит ли ждать его? Быть может, лучше начинать здесь, на месте, пользуясь тем, что воинские части настроены революционно? Когда лучше начинать, кому вверить командование дружинами?

Много задавал себе Лука Матвеич тревожных вопросов и мучительно искал ответа на них. Большую, великую ответственность готовился он принять на себя, как руководитель штаба будущего восстания. Он видел: час истории, который предсказывали большевики, уже бьет и пролетариат России поднялся на смертельную схватку с вековечным врагом своим. И он мысленно говорил себе: «Да, час истории бьет. И пусть благословит нас пролетариат и весь трудовой народ: мы начнем битву. Начнем, чтобы победить».

— Военные считают такую погоду самой хорошей для выступления. Как ты думаешь, правильна такая мысль? — спросил он у Леона.

— Думаю, что правильна, но можно спросить Егора, он сейчас придет, — ответил Леон, стоя возле висевшей на стене карты города и делая на ней пометки карандашом.

— А как ты думаешь, — спросил он, — стоит ли Рюмину поручать командование дружиной? Боюсь я за него.

Лука Матвеич подумал, ответил:

— Как тебе сказать? Он экспансивен, как женщина, живет нервами и может потерять голову при неудаче. Я бы поручил ему что-нибудь ударное, например, командовать группой бомбистов. Вообще же мне кажется, что теперь этот человек пойдет с нами до конца. Я верю в его честность.

Леон не стал возражать и только подумал: «Быть может, он и прав. Честный человек пойдет сейчас именно до конца».

Когда стемнело, пришел Егор Дубов. Леон заметил, что он чем-то взволнован, и спросил:

— Что случилось, Егор Захарыч?

— Да все то же самое, — ответил Егор, — пытаются убрать меня и мою сотню из Югоринска. То под суд грозятся отдать за сочувствие вам, рабочим, то… Сегодня вот приказано сняться, погрузиться в вагоны и прибыть в Черкасское.

Лука Матвеич медленно ходил по комнате и, расстроенный тем, что телеграфисту Кошкину все никак не удавалось связаться с Москвой, в который уж раз повторял про себя: «Надо выступать. Провести митинги и выступать. Или будет поздно».

— Ну и что вы решили делать? — спросил он, уловив только последние слова Егора Дубова.

— Я ответил начальству, мол, дорога бастует, а своим ходом кони не дойдут, потому — подковы у них совсем негодные.

Лука Матвеич удовлетворенно качнул головой:

— Правильно ответили, находчивый вы, — и снова задумчиво Зашагал по комнате.

Вошли Лавренев, Рюмин, Ткаченко, и комната наполнилась оживленными голосами. Лука Матвеич расспросил каждого о ходе подготовки боевых дружин и подошел к Егору Дубову, стоявшему возле карты и объяснявшему Леону, как лучше напасть на город.

— Конечно, надо непременно зайти оттуда, откуда атаманцы вас не ожидают. А ждать они будут с поселков. Далее: надо не всеми силами идти вместе, а разбиться на части и атаковать в одно и то же время все места, какие вы хотите захватить, — наставлял Егор, потом снял со стены карту и спросил — Сколько у вас штыков, ежели не секрет? Какое оружие имеют люди?

— Пока имеется до пятисот человек, но будет больше, — ответил Леон.

— Тогда попробуем наступать пятью сотнями, — сказал Егор и, распахнув шинель и блеснув крестами, опустился на стул и начал намечать на карте схему расстановки дружин перед боем. Он говорил с живостью, убеждая, почему так, а не иначе надо действовать, возражения отводил легко, и видно было, что он хорошо знал то, о чем говорил. Перед Лукой Матвеичем ясно вырисовывалась картина будущего сражения, и он думал: «А что, если взять Егора начальником штаба?»

Не успел Лука Матвеич посоветоваться с Леоном об этом после ухода Егора Дубова, как явился Кошкин и на словах передал сообщение неизвестного телеграфиста:

— В Москве вот-вот начнется что-то особенное…

— Так, — задумчиво произнес Лука Матвеич. — Продолжайте держать связь с Москвой… Вихряй молчит?

— Да, я и забыл, — спохватился Кошкин. — Вот депеша от него. Вы уж тут сами разберитесь, что к чему, а я ничего не пойму.

Лука Матвеич взял телеграмму с поздравлениями, приветствиями и обещанием доставить в подарок два ящика апельсинов и понял, что Вихряй везет оружие и скоро прибудет в Югоринск.