Искупление кровью

Она надела футболку и джинсовую рубашку. Кое-как причесалась. Обломки плеера и будильника затолкала под койку. Покопалась в сигаретах: вдруг что-то уцелело. Пять штук спаслись от потопа, Марианна отложила их в сторону. Блок исчез под матрасом.

Она присела за стол, закурила «кэмел». Унять дрожь, не кривиться от боли. Не вставать, не ходить в присутствии вертухаек или начальника. Не стонать, не выказывать, что ей больно. Иначе она рискует на неделю загреметь в больницу.

Я должна быть на свидании в следующую среду. Все остальное побоку.

От лихорадки горела голова, коченело тело. Между бедер полыхал пожар. От голода сжимался желудок, кружилась голова. От потери крови она была слаба, как новорожденный ягненок. Такое впечатление, будто ее переехал паровой каток. В принципе, почти что так оно и было. Ее измолотили в труху.

Марианна повязала на шею бандану, чтобы скрыть синюю полосу; опустила рукава, пряча черные следы вокруг запястий. Оставался синяк на скуле. Этот будет заметным, как надводная часть айсберга. Но она придумает какое-нибудь объяснение.

В ожидании завтрака она улеглась. Изо всех сил старалась не отключиться снова.

В 7:10 Жюстина тепло поздоровалась с ней.

— Привет, — ответила Марианна, приподнимаясь.

Мамочка поставила поднос на стол, подмигнула Марианне, та поблагодарила. Жюстина задержалась. Марианна, все еще сидя на краешке койки, молилась про себя, чтобы та поскорее ушла.

— Уже одета? — удивилась надзирательница.

— Ну да, проснулась ни свет ни заря…

— А… Завтракать будешь?

Жюстина уселась за стол. Марианна встала, чуть не застонав от боли. Устроилась напротив подруги, поболтала ложкой в цикорном кофе. Потом намазала маслом ломоть хлеба и проглотила его в два приема.

— Вот оно что! Ты была голодная! Ты такая бледная сегодня… Хорошо себя чувствуешь?

— Да… У меня месячные, в этом все дело…

Охранница внимательно вгляделась в нее. Хотя свет и бил ей в глаза, все-таки заметила кровоподтек.

— Откуда у тебя синяк?

— Вчера прислонилась мордой… Поскользнулась, въехала в раковину.

— Плохо… Сигаретки не найдется?

Марианна показала четыре сигареты, выложенные на столе.

— Это все, что осталось? Позавчера еще было полблока…

— Да нет, они в ящике… Бери из этих.

Марианна осушила кружку чуть подкрашенной теплой воды. Она все еще была такая голодная, что заглотила бы что угодно. Тоже взяла сигарету. Как всегда после эрзац-кофе. Чтобы показался настоящим. Протянула руку за зажигалкой, не обратив внимания на то, что рукава рубашки задрались. Жюстина впилась взглядом в черные полосы, причудливые браслеты, словно татуировки на белой коже.

— Марианна? А это что такое?

Марианна мигом опустила рукава:

— Ничего…

Жюстина вздохнула:

— Ты сегодня не очень-то словоохотлива.

— Спала плохо, только и всего…

Надзирательница погасила окурок в алюминиевой кружке. Марианна уповала на то, что скоро останется одна. Жюстина встала, потянулась. Тогда ее взгляд и упал на красное пятно под столом. Она нагнулась, нахмурила брови.

— Вроде бы кровь…

Марианна закрыла глаза. Кошмар продолжался.

— Ну, не знаю… Все равно я собиралась делать уборку…

— Уверена, что все в порядке? Тебе холодно?

— Нет, а что?

— Зачем тогда ты повязала на шею бандану?

У Марианны вдруг не выдержали нервы. Так хотелось все выложить, облегчить душу.

— Зараза! Долго ты будешь терзать меня своими вопросами? Ты меня достала, в конце концов, своим дознанием! Ни дать ни взять гестапо!

Разочарование, потом гнев отразились на лице охранницы.

— Ты бы не говорила так со мной, Марианна!

— А ты бы оставила меня в покое!

— Уверена, ты что-то от меня скрываешь!

— Ничего я не скрываю! — взорвалась Марианна. — Ты просто бредишь!

Она невольно застонала от боли. Чувствуя, что теряет сознание, ухватилась за стол. Жюстина хотела помочь, Марианна ее грубо оттолкнула:

— Ты уйдешь из моей камеры или я сама уйду?

Жюстина застала Даниэля за кофе. По ее лицу тот догадался: что-то неладно.

— Я хочу с тобой поговорить о Марианне. Она сегодня с утра какая-то странная.

— А что, бывает такое, что она не странная с утра? — отозвался тот, уставившись в газету.

— Я серьезно.

Он отложил бульварный листок в сторону, пристально взглянул на молодую надзирательницу.

— Я немного посидела с ней за кофе, как это часто делаю… Она себя чувствовала неловко из-за моего присутствия. Я заметила у нее синяк на щеке, спросила, откуда он… Она сказала, что поскользнулась и стукнулась о раковину.

— Вроде пока ничего страшного… У нее всегда синяки, не здесь, так там!

— Потом я заметила след на ее правом запястье…

Начальник насторожился: сработал инстинкт.

— Она не могла объяснить, откуда это… И сразу после я заметила высохшую кровь на полу… Я у нее спросила, что это, она мне нагрубила! Я, мол, ее достала своими вопросами! Даже угрожала мне, буквально выгоняла из камеры.

— Угрожала? Тебе?

— Да… Я же говорю: она какая-то странная! Я застала ее с утра полностью одетой. У нее на шее бандана, как посреди зимы. Когда попыталась встать, чуть не упала, даже вскрикнула. Знаешь, как от боли кричат… Думаю, она больна или ранена… И главное, не хочет, чтобы об этом узнали.