Искупление кровью

Он смотрит ей прямо в глаза. Кажется, понимает, что жизнь его держится на волоске. Отцепляет ее пальцы от столбиков, вдавливает запястья в матрас. Даже не осмеливается сказать: «Не бойся, Марианна». Чувствует ее страх под собой. Может быть, ему это нравится… Марианна так скованна, что ему приходится силой раздвигать ей ноги. Она отворачивается, чтобы не видеть его лица. Думай о наркоте, Марианна. Только о ней. Взгляд ее прикован к неоновой лампе в умывальной. Звезде из пластмассы. Видение, полное жути, оставляющее след на всю жизнь.

Вдруг — мука такая страшная, какой она не испытывала никогда. Страшней ударов, страшней всего на свете. Она хочет закричать, но не получается. Голос пропал. Такое ощущение, будто тело разрывается пополам, голова готова лопнуть. Сжав кулаки, она принимает в себя толчок за толчком.

Это так нестерпимо, что она пытается выскользнуть, освободиться. Но ее запястья пригвождены к койке, тело раздавлено. Она испускает крик, скорее стон. Только сама, наверное, его и слышит. Зрение затуманивается, неоновая звезда тонет в соленом потоке, струящемся по лицу до самой шеи.

Сколько минут это длится? Такое впечатление, что не минут, а часов. Что это никогда не кончится. Что она открыла для себя ворота ада… Оттуда приходят образы. Толпой, все сразу. Ее убийства, ужасы, которые она совершила.

Это твое наказание, Марианна. Расплата за все, что ты натворила.

Слезы текут без остановки. Безмолвно. Потом дух пустеет, покидает ее. Как будто она мертва. Он воспаряет, а она погружается в небытие.

Это длится еще долго. Пока наконец он не освобождает ее запястья. Но она недвижима. Он протягивается рядом, часто, прерывисто дышит. Как дикий зверь за ее спиной. Она слышит его наслаждение. Сама мало-помалу замыкается в своей боли. Хочет тем не менее сбежать. Но сил никаких нет. Никогда еще ее не мучили так жестоко.

Его рука у нее на плече. Она подскакивает, испускает крик. Он не может приступить снова. Это меня убьет. Но он всего лишь разворачивает ее лицом к себе. Заставляет развернуться. Отпрянул, словно от удара. Но она по-прежнему неподвижна.

— Марианна… Ты плачешь?

Она начинает рыдать в голос, он гладит ее по лицу. Говорит нежные слова, выглядит грустным. К ней возвращается дыхание. Она выскальзывает, шатаясь, бредет к туалету. Садится на унитаз, закрывает лицо руками. Плачет наконец от души, вволю. Через пять минут, глубоко вздохнув, отирает слезы.

Так распускаться перед ним — это в договор не входит. Возьми себя в руки, Марианна. Она толкает створку. Он, конечно, все еще здесь.

— Марианна, что с тобой?

Бедный недоумок!

— Ничего.

Она одевается. Он странно смотрит на нее. Прикуривая, она не может сдержать дрожь в пальцах.

— Ты должна была мне сказать, — шепчет он.

— Что?

— Что это у тебя в первый раз…

Вся кровь у нее застывает в жилах, сердце почти останавливается. Она бледнеет, как смерть.

— Что ты такое плетешь?

— Я понял, видишь ли…

— Ты бредишь! К твоему сведению: я была с парнем, когда копы накрыли меня! Чем мы, как ты думаешь, занимались? Вязали крючком?!

— Я… Я не понимаю: раз так, почему ты в таком состоянии?..

— Мне больно! Это было больше трех лет назад!

— Ты ведь согласилась, да? Должна принимать последствия…

— Что я и делаю!

Он берет ее за плечи:

— Нет, Марианна! Так не пойдет: я не желаю видеть, как ты каждый раз заливаешься слезами!

Она упорно смотрит в пол.

— А ты как думала? — добавляет он. — Конечно, это немного больно…

Немного?! Снова возникает желание его убить.

— Будет не так плохо, если и ты сама…

— Уходи, сейчас же.

Ее вдруг охватывает страх. Что, если он захочет добавки? Но он застегивает рубашку.

— Ты должна была мне сказать, Марианна…

— Да хватит уже, дьявол! Говорю тебе: ты — не первый! Чего ты хочешь? Доказательства? Не получишь! Первый умер, его убили копы!

Он вздыхает. Наконец уходит из камеры. Она возвращается в туалет, включает воду. Уничтожает следы преступления. Смывает кровь.

Марианна открыла глаза. Прямо на неоновую лампу в умывальной. Одно из худших воспоминаний в ее молодой жизни. Может быть, поэтому он возымел над ней такую власть. После той ночи. Ночи, когда… Да, он был первым. И должен был остаться единственным. Но скоро она станет свободной. Будущее раскроет перед ней объятия. Ей захочется забыть прошлое. И появится, может быть, второй… Внезапно она бросилась к зеркалу. Принялась рассматривать лицо. Молодое. Ни единой морщинки, ясное дело. Несколько шрамов: над бровью, на лбу. Еще один на щеке. Но само лицо жесткое, как кремень, отточенный, чтобы разить.

Она попыталась отыскать в себе шарм. Черты красивые. Тонкие, изящные.

Но тюрьма разрушила все. Может ли мужчина влюбиться в это лицо, искаженное ненавистью? В этот взгляд, который ожесточили ужасы заточения? В эти уста, изрыгавшие столько проклятий? В эти волосы, совсем погубленные без ухода?