— С ее согласия?
— Да, разумеется…
— Вы помогли ей совершить побег из больницы, месье Бахман?
— Нет… Нет, этого я не делал…
Вернер прошептал ему прямо в ухо:
— Вы влюблены в мадемуазель де Гревиль, месье Бахман?
Даниэль поднял голову. Из его ставших серыми глаз украдкой выкатилась слеза.
— Да, я люблю Марианну.
Вернер улыбнулся снова:
— Я так и думал! Это и по фотографиям видно…
Марианна уже не могла сидеть. Она вытянулась вдоль батареи. Копы отправились на кухню выпить по стаканчику. Их болтовня доносилась до нее через царивший в мозгу сумбур. Все ее тело сотрясала нервная дрожь, сознанию открывалась галерея несказанных ужасов. Бронхи и живот горели огнем. В голове все сильней и сильней стучал отбойный молоток. Мышцы ни на секунду не оставались в покое, сжимались, сокращались до предела. Новый приступ длился уже более десяти минут. Она не переставала плакать: единственное облегчение. Включили свет… Ботинки комиссара возникли у самого ее лица. Он нагнулся, помог ей привстать:
— Не полегчало?
Попытавшись заговорить, Марианна издала душераздирающий стон. Струйка крови вытекала у нее изо рта. Фрэнк обратился к коллегам, явно обеспокоенный:
— У нее кровь…
— Должно быть, прикусила щеку, — предположил Лоран.
Фрэнк снова вгляделся в страдальчески искаженное лицо Марианны.
— Да… Дайте мне… чего-нибудь… — наконец получилось у нее выговорить.
Он подошел к товарищам:
— Сколько времени может продлиться такой кризис, как вы думаете?
— Несколько дней! — уверенно отвечал Филипп. — Это может продлиться несколько дней!
— И что нам с этим делать, по-твоему? — взорвался Лоран.
— Может, дать ей еще кодеину?
— Опять? — воскликнул Филипп. — Ты давал ей таблетки час назад… Если она примет слишком много, это может плохо кончиться. Да и не помогут они, я думаю…
Марианну терзал новый припадок. Она уже кричала, стонала не переставая, с точностью часового механизма, что действовало копам на нервы. Ноги дергались, наносили удары в пустоту, каждый мускул подчинялся какому-то дикому ритму. Челюсти непроизвольно двигались, взгляд то поднимался к потолку, то вдавливался в пол. Гигантские иглы пронзали черепную коробку от уха до уха. Затылок, напряженный до предела, отбрасывал голову назад, стоило ей опуститься.
Марианна снова принялась кричать, полицейские обменялись удрученным взглядом. Потом она стала биться головой о батарею.
Фрэнк глядел на нее с отчаянием. С яростью. Припадки накатывали все чаще и чаще. Пятый за час. И главное, длились дольше. С каждым разом все более устрашающие.
Марианна снова стукнулась головой о батарею, грубо, со всей силы.
— Прекрати! — вскричал комиссар.
— Оставь ее, пускай вырубится! — посоветовал Лоран.
Еще два удара, отозвавшиеся под ложечкой у копа. Свою боль Марианна извергала визгом, в котором уже не было ничего человеческого.
— Нужно отвязать ее! — решил Фрэнк. — Иначе она пробьет себе череп!
Он нагнулся, но Марианна так колотила ногами, что не давала приблизиться. Ему изрядно попало, пока он не добрался до наручников. Как только ей освободили руки, она вонзила зубы в полиловевшую плоть. Кровь потекла по руке, Фрэнк стиснул ей запястья.
— Черт! Прекрати же!
Он поднял Марианну с пола, дотащил до канапе; казалось, будто у него в руках куча ржавого железного лома. Куда только подевалось его хладнокровие.
— Есть в этой халупе успокоительные или снотворные?! — завопил он.
— Нету, — отвечал Дидье. — Я уже смотрел…
Марианна корчилась в руках комиссара. С силой, которую он с трудом мог одолеть. Фрэнк почувствовал, как новая волна пробегает по ее телу, новая конвульсия завладевает им. Удержать это было уже невозможно, и Фрэнк опустил ее на ковер. Там она и осталась, на коленях, терзаемая незримым палачом. Снова принялась кусать пальцы.
Филипп и Дидье окаменели от ужаса. Лоран закурил «мальборо». С леденящим спокойствием. Чтобы стоны одержимой не помешали услышать его слова, он повысил голос:
— Надо всего лишь поднять ее обратно в ее нору и примотать к кровати. И вставить кляп. Иначе она не даст нам спать. А так мы больше не услышим этих проклятых воплей!
Трое его сослуживцев застыли как громом пораженные. Марианна тем временем билась головой об пол.
— Ну что? — гнул свое Лоран. — Я могу ее вырубить, если хотите!
— Малышка права! — выпалил Филипп. — Ты и есть сраный мудак!
Их взгляды встретились. Марианна перестала колотиться головой. Но надолго ли? Простертая в мучительной немоте, она не подавала больше признаков неистовства и безумия. Но эта новая ремиссия на самом деле таковой не была. Неудержимые судороги сотрясали Марианну с регулярными интервалами. Она захлебывалась кашлем, пока не начинала харкать кровью. Потом вдруг вспомнила, что рот ей дан для того, чтобы произносить слова. Не только для того, чтобы кричать или кусать пальцы.
— Не… бросайте меня… так! Помогите! Дайте наркоты! — умоляла она, заливаясь слезами.
— У нас ее нет! — отчеканил Лоран. — Мы копы! Не толкачи, на хрен!
Фрэнк, бессильный помочь, слушал эти жалобы, звучащие у самого его уха. Как будто он и был ее палачом. В конце концов она рухнет от изнеможения. Умолкнет.