Итак, синтаксические формы и в своей эмпирической данности, и в идеальных законах и основаниях этой данности, остаются формами внешними. Если им противопоставить внешние и идеальные формы самих вещей, свойства, действия и отношения которых сообщаются через посредство слова, то, схематически и отвлеченно, действительное место внутренней языковой формы определено. Внутренние формы лежат между внешними и предметными. Само собою также этим подсказывается мысль, что это «между» и есть не что иное, как своего рода отношение между указанными пределами, составляющими меняющиеся, живые термины этого отношения. Называемая «словом» вещь, какова бы она ни была, меняется и живет в природе и истории. Сама звучащая речь также меняется и живет в природе, вместе с нею меняется и живет также языковая конструкция в истории, а следовательно, и определяемое этими терминами отношение, в свою очередь, меняется и живет во всех формах своего обнаружения. Этим самим оно заявляет о себе, что оно и в самом существе своем есть отношение динамическое. Его действительная природа, характер его и его особенности раскроются перед нами, и указанная отвлеченная схема наполнится конкретным содержанием, если мы сумеем раскрыть природу и характер его динамики. Но нужно особо отмстить, что даже чисто схематическое указание на динамический характер раскрывающегося отношения, по крайней мере, эвристически, есть большой шаг вперед. Оно предостерегает против всякого смешения внутренней формы с такими формами, которые могут быть запечатлены в виде статической схемы и формулы. Различение здесь не всегда легко достижимо, так как оно основывается не только на качественном различии, но
и на (менее тогда заметном) различии степени. Так, при несомненной изменчивости грамматических форм, они в отдельные моменты своего развития без труда поддаются схематической формулировке и классификации. Вопрос о природе динамики внутренних форм есть вопрос не только о содержании представляющего их отношения, но также вопрос о том, зависят ли и формальные качества этой динамики, -темп, напряженность, диапазон и т.п. - всецело от таких же качеств определяющих терминов («вещь», «звучащая форма»), или внутренняя форма обладает собственным напряжением и силою, действующею независимо от изменения терминов, по собственным внутренним законам, и при случае, оказывающею воздействие на изменение любого из терминов и их обоих вместе8. И если дело так и обстоит, то может случиться, что внутренняя форма обладает таким динамическим напряжением, что, даже в относительно устойчивых схемах, она невыразима или выразима лишь при введении каких-то новых ограничивающих условий. Если теперь припомнить вышепроведенное положение, что внутренняя форма лишена сколько-нибудь постоянного и устойчивого внешнего запечатления, то можно признать априорною предпосылкою для определения внутренней формы тот факт, что она, безусловно, не поддается запечатлению в статических схемах и формулах.
Как ни ясным уже, кажется, только что изложенное о «месте» внутренней формы в структуре слова, однако в предыдущем раскрыта только одна сторона проблемы, показано действительное значение только одного термина отношения - внешней формы. Подлинно ли и подразумеваемая онтологическая форма, форма самого предмета90, о ко
9 Вероятно, никто не усомнится в воздействии внутренней (логической) формы на внешнюю конструктивно-синтаксическую, но спросят, быть может, какой смысловой и логический акт воздействует на вещь? - Под «вещью» (ens) мы разумеем, с точки зрения языка, все, что может быть названо, следовательно, не только материальные вещи и вещества, но также психические акты, действия, поведение человека, а равно и всякий социальный продукт или акт, в том числе, например, юридическое определение, закон, религиозное установление, литературу научную и художественную и тл., и т.д., - влияние внутренней (логической и поэтической) формы на все эти «вещи» может быть безгранично. - Кроме того, и вообще необходимо помнить, что, когда мы говорим о «предмете», как термине внутренней формы, мы, само собою разумеется, имеем в виду предмет не в его онтических свойствах, так сказать, самолично, а лишь в его подразумеваемоети (Meinen).
,) Точнее: самый предмет, как форма объективного содержания - свойств, действий и т.д., - forma substanliaJis, по отношению к которой fomiac accidentales, в их совокупности, можно рассматривать, как объективное содержание. Однако «предмет» рассматривается, как форма, и по отношению к совокупности «вещей». Эти формы могут быть названы эйдетическими, поскольку эйдос берется в его качестве species. Эйдос, как essentia, представляет оба смысла предметной формы, как единство и единый смысл. Ср., у Аристотеля, эйдос, как формообразующее начало в - по отношению к ; и, с другой стороны, субстанциальная форма (схоластиков), как .
тором высказывается слово, и которая поэтому также как-то «выражается» им, не может быть отожествлена с внутреннею формою слова?