Искусство любви

…Борис привычно ставил тарелки на поднос, медленно продвигаясь вперед вдоль низкой металлической стойки, раздумывая, что брать на третье: чай или компот? Никаких других, более важных проблем в краткосрочной перспективе пока не предвиделось.

И вдруг… Перед его глазами возникло нечто! Нечто… и это было, пожалуй, единственное слово в русском языке, описывающее то, что он увидел…

Словно метеор сверкнул в полночном небе! Ослепленный его светом, Борис уже не замечал ни расплывшегося от ежедневных макарон лица раздатчицы, ни тоскливого интерьера самой столовой, он видел лишь это … Если бы среди тарелок с винегретом и вялыми хвостами селедок вдруг сверкнул золотой слиток, Борис поразился бы, наверное, меньше.

… Она стояла напротив – нереально красивая, ни единой линией не сочетающаяся с окружающей ее обстановкой, словно дорогущий заморский экзотический десерт – с блюдами офицерской столовой. Казалось, она лишь на минуту задержалась здесь отдохнуть, словно редкая тропическая птица, невесть каким ветром заброшенная в эти угрюмые казенные стены. Она стояла, опустив руки, словно изломанные дивные крылья. В огромных глазах застыли ужас одиночества и нереальности происходящего.

То была не просто девушка – то было явление, сгусток обнаженных нервов, уставшая метаться стихия, попавшая в клетку и мечтающая о свободе.

«Я хочу взять это себе! Это – мое!» – такая мысль пронеслась бы в голове Бориса, если бы он мог в тот момент думать. Но Борис мог только смотреть… Его пронзило неосознанное желание: смотреть еще и еще, изо дня в день, не отрывая глаз ни на секунду!

Их взгляды встретились.

Всё, абсолютно всё, чем был наполнен его взгляд, вся мощная энергия его чувств, передалась ей – и Кармела тут же забыла, зачем пришла на раздачу… Нет, она не влюбилась в него с первого взгляда – это было что-то другое. Неведомое ей прежде животное желание принадлежать мужчине, так смотревшему на нее, овладело ею полностью!

«Пусть… он делает со мною всё, что хочет! Дева Мария, пусть он хоть что-нибудь, но сделает!

Я уже не могу больше ждать, когда придет тот, кто мне поможет… Он военный? Ну и что! Пусть он заберет меня отсюда! Пусть поможет выучить русский язык. Может быть, он придумает, как мне вернуться домой? Я согласна на всё: самой мне нужно очень мало – только любовь и забота. А я… Я отдам ему… я отдам ему себя всю – я буду ухаживать за ним, и… петь ему песни. Я так давно не пела, я так хочу этого! Ему нужно лишь согласиться».

Ураган путаных мыслей метеором пронесся в голове Кармелы, обдав тело горячей волной. Девушка замерла, застыла, не отводя глаз от лица этого юноши, глядящего на нее взглядом взрослого мужчины. Она мешала раздатчице, а та, наверное, спрашивала ее о чем-то, возможно, даже толкала, но она не чувствовала этого!

Диалог их глаз продолжался. Борис даже не понял, а ощутил, почувствовал, чего хочет эта девушка. И ее желание совпало с его желанием. Он вдруг захотел на ней жениться, хотя еще минуту назад вероятность такой мысли равнялась абсолютному нулю – у него даже не было «его девушки», которая ждала бы его со службы!

Но Борис мог позволить себе размышлять так – он внезапно ощутил себя опытным, сильным человеком, способным позаботиться о своей семье, обеспечить любимой женщине спокойствие и достаток.

Некоторая самоуверенность объяснялась реалиями его службы – он чувствовал, что его привилегированное положение в штабе достаточно прочно. Это был уже не забитый «карась» [61] , не вылезающий из мытья гальюнов [62] , это был те-ле-мас-тер! Человек, весьма уважаемый в любой точке Советского Союза – от Калининграда до Владивостока. Советская Армия исключения не составляла: с начала службы Бориса прошло чуть больше полугода, а он уже имел неформальный статус «дедушки»! [63]

«Привезу в Москву – друзья сдохнут от зависти!» – Борис по-хозяйски рассматривал девушку, словно она уже принадлежала ему. Внешность ее была весьма экзотичной и имела немного общего с типично русской, однако что в ней было от других народностей, он сказать не смог бы…

«Нежная какая… А волосы – синие! Буду расчесывать их по утрам. И вечером…»

Он задохнулся, словно уже окунулся лицом в ее волосы. «Они должны пахнуть… Как?.. Она расскажет мне о себе. Кто она? Откуда она взялась здесь, в этой столовой? А как смотрит! С ума сойти… Ни на кого не похожа! Гибкая. Ласковая, наверное. Или нет – как дикая кошка! Да какая разница! Поедем с ней в… Крым, к Черному морю! Или… Таких больше нет…»

Широко распахнутые в напряженном ожидании большие карие глаза притягивали его взгляд, словно вбирая Бориса в свою таинственную мерцающую глубину. Он готов был поклясться, что видел, как в этой карей бездне родились две еле заметные светящиеся точки, две маленьких искорки, от блеска которых изменился не только взгляд девушки, но и ее лицо…

Так откуда же она? Смугловатая кожа, слегка выступающие скулы, свободный разлет бровей, чувственные губы идеальной формы; черные, отливающие синевой волосы мягкой волной легли на халатик… Молдаванка? Грузинка? Украинка?

Стоящие за Борисом в очереди матросы оживились, перестав брать блюда: цифровых фотоаппаратов и мобильных телефонов с камерами в то время не существовало, и им пришлось зафиксировать эту великолепную картинку лишь в своей памяти…

– Чего застыл, матроси-ик?! А ну-ка давай, давай – двигай тарелки! – Закрыв собой девушку, перед Борисом возникла внушительных размеров раздатчица Наталья Петровна. – А на девку не глазей. Один вот пялился так… допялился… припер ее сюда аж с Мексики. А она теперь мыкается…

Борис не слышал ее слов, он вытягивался на носочках и чуть ли не подпрыгивал, стараясь увидеть девушку. Толстые щеки раздатчицы раздулись и напряглись.

– А ну, не задерживай очередь! – рявкнула она. – Двигай конечностями! Ишь… вылупился! На жену зыркать будешь, а девку, я сказала, не трожь!

Кармела за ее спиной так же вытягивала шею, пытаясь еще раз взглянуть на парня. Но Наталья Петровна, похоже, всерьез решила отгонять любых особей «мужеска полу» от своей подопечной бедняжки. Девушка не ведала значения слов, выкрикиваемых ею, – но смысл их был понятен и по интонации. В Веракрусе ее заботливый хозяин Хорхе негодовал и раздувал щеки точно так же, отгоняя от Кармелы толпы мачо, что слетались на ее песни, словно мухи на мед. И она с благодарностью принимала такую заботу, но теперь…

Кармела хотела вступиться, объяснить, что сейчас всё не так, все по-другому! Что он… что она…

Cállese!!! [64] Кармеле хотелось швырнуть это в лицо женщины, так уверенно распоряжающейся ею. Но девушка лишь беспомощно смотрела на непрошенную защитницу. Те немногие слова неудобного и корявого чужого языка, что она успела выучить за время своего существования в этом холодном городишке, вылетели из ее головы все сразу и напрочь – вон! Совсем как птицы из настежь отворенной клетки. Пусто. Ничего, кроме заготовленной с вечера и такой неуместной сейчас фразы: «Пожалуйста, не надо так много еды – прошу Вас».

В отчаянии Кармела метнулась в посудомойную.

Боря же попятился, словно оглушенный обухом. Что там кричала эта толстая повариха? Она что… из Мексики?!

В те времена это равнялось почти что «с другой планеты», «из космоса», «с неба». И было выше всякого разумения.