Искусство слушать

2. Однако у человека есть и другая способность. Он обладает функцией ощущения реальности не в терминах возможности что-то с ней делать, а переживания ее как чистого субъективного опыта. Скажем, человек смотрит на дерево. Тот, кому это дерево принадлежит, может смотреть на него с такой точки зрения: «Сколько оно стоит? Не срубить ли мне его?» – то есть исключительно в контексте его стоимости. Однако если я смотрю на мир с субъективной точки зрения, я воспринимаю его как нечто, что я вижу, чувствую, осязаю. У меня также есть чувство прекрасного, и благодаря ему я воспринимаю дерево как чудо. А теперь перенесем эту конструкцию в область человеческих отношений. Если я манипулирую другим человеком, меня в первую очередь волнуют такие вопросы: «Что я могу делать с этим человеком? Каковы его слабые места? Каковы сильные стороны?» и т. д. И в этом случае мое представление об этом человеке определяется целью моих действий в отношении него. Однако если я просто разговариваю с человеком, смотрю на него, он мне нравится, или не нравится, или я остаюсь безразличным, у меня не возникает таких вопросов. Тогда я получаю искреннее удовольствие, или испытываю чувство отвращения, или какие угодно другие чувства, – я воспринимаю этого человека в целостности, таким, каков он есть.

Эта субъективная способность, способность видеть вещи субъективно – вторая способность человека, которая находит выражение, например, в поэзии. Если поэт пишет: «Роза пылает, как пламя», то с точки зрения обыденного мышления он безумен. Возьмите розу и попробуйте ею что-нибудь поджечь! Поэт явно не это имеет в виду; он говорит о впечатлении, которое произвела на него роза. Он чувствует, видит, испытывает яркое пламенное качество розы. Если это говорит поэт, мы не назовем его безумным; мы называем его поэтом, потому что он обладает способностью видеть розу и субъективно, и объективно. Он ясно понимает, что этой пылающей розой не сможет разжечь огонь.

Сегодня большинство людей утратили эту способность, они видят вещи только реалистически, в рамках первой способности. Другими словами, они очень хорошо знают мир – знают, как им можно манипулировать. Однако они не способны полностью субъективно увидеть, есть ли что-то в природе или в человеке – без какой-либо иной цели, кроме того, чтобы воспринимать этот вид, этот звук, эту картину. Можно было бы сказать, что человек болен, если он не обладает способностью видеть и судить за пределами реальности, способностью видеть субъективно. Однако мы называем кого-то больным, страдающим психозом, только если он не способен судить реалистично.

Если индивид лишен способности видеть что-то субъективно, мы не называем его больным, хотя он болен не меньше, чем человек, лишенный первой способности. Причина этого проста: мы называем болезнью только то, что мешает социальному функционированию. Концепция заболевания в основе своей социальна. Если человек идиот – эмоциональный идиот, художественный идиот, ничего не понимает, не видит за пределами того, что имеет практическую ценность и может быть выражено в центах, мы называем его очень умным. Именно такие люди наиболее успешны, потому что никогда не отвлекаются, как в фильме Чарли Чаплина, когда он, работая с механизмом, отвлекается на проходящую мимо хорошенькую девушку и теряет управление машиной. Если вы ничего не чувствуете, если не обладаете субъективным опытом, то вы лучше всего приспособлены к обществу, в котором главное – функционировать практически. Однако вы не становитесь от этого здоровее.

Вопрос о том, кто более болен, остается открытым: так называемый психопат или так называемый реалист. Я сказал бы, что многие шизофреники счастливее сотрудников офиса, озабоченных продажей какого-нибудь бесполезного товара. Вот хороший пример этого. Я знаю человека, который был очень успешен, но полностью находился под каблуком у своей жены – вы все знаете такой тип: типичная англосаксонка, маленькая хрупкая женщина, очень скромная, очень худенькая, едва ли способная громко произнести слово, очень-очень незаметная. Она правила семьей как диктатор, прикрываясь невинным, безобидным, иногда сладким, иногда не очень сладким, но всегда чрезвычайно скромным стилем поведения. Впоследствии у мужа развилась депрессия, и его пришлось госпитализировать. Врачи очень разумно запретили жене посещать его, однако допускали к нему сына. Пациент сказал сыну: «Знаешь, впервые в жизни я счастлив». Звучит довольно парадоксально, когда такие слова произносит страдающий депрессией человек, помещенный в больницу, и тем не менее это чистая правда.

В первый раз в жизни он почувствовал себя свободным человеком – депрессия там или не депрессия. Ему пришлось перенести тяжелые испытания, чтобы стать свободным. Излечившись и выписавшись из больницы, он снова стал бы узником, а этого он больше не мог выносить.

Формирующее воздействие общества и культуры