Для моих размышлений на эту тему большое значение имел один случай. В Давосе я был знаком с женщиной, больной туберкулезом. Это было давно, в то время не было лекарств против туберкулеза. Женщина была тяжело больна, и ее здоровье ухудшалось с каждым днем. В один прекрасный момент ее врач обратился за консультацией к другому специалисту, а потом пришел к своей пациентке и сказал: «Знаете, мы только что провели консультацию. Нет больше ничего, что мы могли бы сделать для вас с медицинской точки зрения. Теперь все зависит только от вас». Как явствует из этих слов, врачи были убеждены, что она, вероятнее всего, умрет. Это решило вопрос. За несколько недель в здоровье женщины произошла перемена, которая показалась врачам чудом: тяжелобольная, почти умирающая пациентка стала совершенно здоровой. Если бы тот врач сказал, как говорят с самыми добрыми намерениями большинство врачей: «Не теряйте надежды, все еще пойдет на лад», – он убил бы эту женщину, потому что помешал бы ей сделать решительный шаг и мобилизовать собственную энергию.
В качестве другого примера могу упомянуть Эльзу Гиндлер[17]
из Берлина, которая разработала упражнения по чувственному сознаванию. Как она к этому пришла? Она страдала туберкулезом, и ее врач сказал ей: «Если вы не поедете лечиться в Давос, вы умрете». Однако у нее не было денег на поездку, и тогда она интуитивно изобрела систему чувственного сознавания – другими словами, обретения лучшего ощущения внутренней активности тела, телесного равновесия. Эльза Гиндлер полностью выздоровела и разработала систему, которой впоследствии стали обучать в Германии, Швейцарии, а потом и в Америке. Когда через год врач встретил ее на улице, он посмотрел на нее и сказал: «Так вы побывали в Давосе» – и с трудом поверил, что это не так.Врожденное стремление к здоровью имеет большое значение как для психоаналитической техники, так и для жизни человека без анализа. Каждое необоснованное поощрение фатально и вредно, если только пациент не болен так безнадежно, что нельзя ожидать, что сообщение ему полной правды даст какой-либо эффект. В противном случае, если я обнадеживаю пациента и преуменьшаю серьезность проблемы, я только причиняю ему вред просто потому, что препятствую экстренному выбросу энергии. Напротив, чем яснее и жестче я описываю пациенту ситуацию, в которой он находится, и существующие альтернативы, тем больше я мобилизую его собственную экстренную энергию и тем ближе подвожу его к возможности выздоровления.
7. Касательно взаимоотношений при терапии
Недостаточно описать отношения между аналитиком и анализируемым как взаимодействие. Взаимодействие имеет место, однако между узником и тюремщиком тоже есть взаимодействие. Скиннер в своей книге «По ту сторону свободы и достоинства» (1971) зашел настолько далеко, что утверждал, будто тот, кого пытают, контролирует своего мучителя так же, как мучитель контролирует его самого, потому что своими криками боли он сообщает мучителю, каковы последствия пытки. В искаженном смысле можно даже сказать, что Скиннер прав, но только в совершенно абсурдном смысле, поскольку, по сути, мучитель контролирует свою жертву, и имеющее место взаимодействие пренебрежимо мало, если рассматривать вопрос о том, кто кого контролирует.
Я не хочу сравнивать семейную ситуацию с положением мучителя и жертвы, но привожу этот жестокий пример, чтобы исследовать концепцию взаимодействия. Несомненно, при рассмотрении любого взаимодействия необходимо ответить на один вопрос: кто из участников взаимодействия обладает властью принудить партнера? Равны ли его участники или они изначально не равны и не способны к борьбе на равных? Академическое социологическое определение взаимодействия представляет большую опасность. Оно чисто формальное: взаимодействие – это когда два человека взаимодействуют.