Ислам и мир: восток глазами классиков

Первым их адресом стала усадьба Дедевых-Горталовых на Поперечно-Казанской улице (ныне улица Япеева, дом № 15). Здесь прошла большая часть казанской жизни будущего великого писателя (1841–1845), поэтому этот дом считается самым «главным» толстовским адресом в Казани.

Если кому-то и кажется, что вся эта череда поколений и пересечений судеб – игра случая, – дело его. Для меня это закономерность.

Закономерность того, что Толстой как величайший российский мыслитель скажет на закате своих лет – «считайте меня добрым магометанином».

Нурали Латыпов

Но об этом позже, а пока учиться Льву Толстому предстояло на восточном отделении философского факультета (разряд турецко-арабской словесности). Его ждал знаменитый Казанский университет, возглавляемый самим Николаем Лобачевским – гениальным математиком, создателем неевклидовой геометрии, стоящим в одном ряду с «королем математиков» Карлом Фридрихом Гауссом и венгерским самородком – поэтом и математиком Фаркашом Бойяи.

Вот они загадки истории, когда два гения ходят по одним и тем же коридорам Казанского университета. Для многих тысяч людей обычные коридоры учебного заведения, но для Лобачевского и Толстого это единое творческое пространство и особое время, когда история науки и культуры пишется буквально у всех на глазах. Только этого, как правило, почти никто не замечает.

Исмагил Шангареев

Важно уточнить, почему выбор семьи Толстых пал на восточное отделение философского факультета?

Нурали Латыпов

Во-первых, такой выбор открывал возможности дипломатической карьеры, во-вторых, и это только моё предположение, такой выбор вольно или невольно обусловил их великий предок – известный дипломат Пётр Андреевич. Скорее всего, это было обусловлено тем, что с начала 40-х годов «восточный вопрос» приобрёл особенную злободневность.

Не надо забывать, что у Российского орла голова, которая смотрела на Восток, была такой же зоркой, как и та, что смотрела на Запад.

Таким образом, выбор восточного отделения философского факультета был осознанным и глубоко продуманным.

Исмагил Шангареев

Льва Николаевича начиная с четырнадцатилетнего возраста усадили за изучение турецкого, татарского и арабского языков, в «изучении коих юный Толстой изрядно преуспел». Наконец, 30 мая 1844 года было подано прошение на имя ректора о поступлении в университет.

Затем в течение недели проходили экзамены: по Закону Божию, истории, статистике и географии, математике, русской словесности, логике. А также по языкам: латинскому, французскому, немецкому, английскому, арабскому, турецко-татарскому.

Нурали Латыпов

Интересны в этой связи воспоминания Льва Николаевича, как в день первого экзамена он гулял по Чёрному озеру в саду у подножия Кремлёвского холма и молился Богу о том, чтобы выдержать испытания.

Экзамены по языкам, кроме латыни, он сдал хорошо. По русской словесности и за сочинение получил «четыре». Вот они, парадоксы судьбы – Толстому за сочинение – 4! Представляю, сколько там было отличников, знатоков русской словесности. Хотя, перефразируя Пушкина, можно сказать, что в большинстве случаев «Гений и обучение в образовательных учреждениях – вещи по сути несовместимые»

Толстой в этом ряду гениальных «неуспевающих студентов» не исключение. Практически все историки литературы в один голос пишут о том, что Толстой учился крайне плохо, и Казанский университет так и не стал для него alma mater. В литературе много злорадных намеков, что Толстой если в чём-то преуспел, так это в любви к девицам легкого поведения.

Исмагил Шангареев

Отвечу на все эти «объективные оценки» словами Пушкина из его письма П. А. Вяземскому (ноябрь 1825-го, Михайловское):

«Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе».

Толстой – гений. Мог ли гений уложиться в рамки университетской программы? Да никогда! Такие сверходаренные студенты как правило находят себе любимого профессора и отбрасывают как шелуху всё остальное. Вам ли, Нурали Нурисламович, этого не знать.

Нурали Латыпов

Вы абсолютно правы. Кстати говоря, и у Толстого был такой профессор. Много лет спустя, в 1904 году Лев Николаевич рассказывал пианисту Александру Гольденвейзеру: «…когда я был в Казани в Университете, я первый год, действительно, ничего не делал. На второй год я стал заниматься. Тогда там был профессор Мейер, который заинтересовался мною и дал мне работу – сравнение «Наказа» Екатерины с «Esprit des lois» («Дух законов» – И.Ш.) Монтескье. И я помню, меня эта работа увлекла; я уехал в деревню, стал читать Монтескье, это чтение открыло мне бесконечные горизонты; я стал читать Руссо и бросил университет, именно потому, что захотел заниматься».

Вдумайтесь в смысл этих слов – бросил университет потому, что захотел учиться.

Исмагил Шангареев