Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Под Новгородом и под Ленинградом испанцы вели себя практически одинаково. Они любили девушек, активно воровали чужие вещи и с удовольствием уплетали свежеприготовленных кошек. Разве что с последним произошла определенная метаморфоза: если раньше они ели Мурзиков и Васек от голода, то теперь это стало некой отличительной чертой настоящего солдата-мачо. «Так вот, от любви к женщинам рождались дети. У нас и сейчас живут дети тех времен, уже взрослые дяди и тети. Помню, мы с приятелем зашли в его дом, отворили дверь и увидели: на полу его мать занимается любовью с испанцем.

По поводу их любви к кражам. Однажды зашел к нам солдат-испанец и украл будильник, а бабушка заметила и стала кричать. Солдат запустил в нее будильником, так ценой бабушкиной шишки на лбу будильник остался в доме. Но крали они в основном иконы, хотя могли и просто их отбирать. Очевидно, это было их хобби.

А насчет увлечения молодыми кошками, то солдаты откармливали и резали их как кроликов. Причем, угощая свою девушку таким рагу, они спрашивали: „Ну как, вкусно?“ После чего показывали кошачью шкурку. Представляете последствие такого угощения?»[468].

Транспортом для подвоза к передовой служила у испанцев конная тяга, телега-фургон, запряженная двумя лошадьми. Чтобы лошади не убегали от артобстрелов, солдаты брали русских ребятишек с собою, чтобы те присматривали за их конями. За эту услугу испанцы давали русским мальчишкам хлеб и конфеты-леденцы, завернутые в трубочку.

Это были дети войны. Смерть ходила постоянно рядом. Виктор Лазарев вспоминал: «Иногда попадали под бомбежку или артобстрел. Но мы уже привыкли и по звуку летящего снаряда определяли, где он разорвется, близко или далеко от нас»[469].

Бои под Красным Бором запомнились В. Лазареву как явное поражение «нейтральных союзников» вермахта. Хотя, зная о тяжести схваток, которые проходили там зимой 1942/1943 г., нарисованная его воспоминаниями картина кажется излишне комической. «Вояки из испанцев были неважные. Помню, как однажды под Красным Бором (возле Тосно) им крепко всыпали наши. После чего уцелевшие испанцы, придя в наш дом, на вопрос бабушки, как идут дела на фронте, с некоторой обидой отвечали: „Мы вашим солдатам хлеб бросаем в траншеи. А они нам гранаты“. При этом он был в нижнем белье, прикрытом шинелью (так быстро он убегал), но с губной гармошкой».

Русские, оставившие свои воспоминания о Голубой дивизии, неизменно подчеркивали, что, несмотря на заявления нацистской пропаганды «о нерушимом союзе народов новой Европы в борьбе против жидо-большевизма», отношения испанцев с немецкими солдатами особой идиллией не отличались. «С немецкими военнослужащими у них был неприкрытый антагонизм. Немцы с презрением относились к внешнему виду испанских солдат, а те отвечали им взаимностью».

Испанцы всячески пытаются преуменьшить, а советская сторона — преувеличить успех советского артиллерийского налета на испанский штаб. В любом случае все стороны признают сам этот факт. «В 1942 г. во дворце графини Самойловой (сейчас это поселок Динамо) разместился объединенный немецко-испанский штаб. Для хозяйственного обслуживания привлекались русские пленные: для заготовки дров, ремонта обуви и т. и., а также для работы на кухне. Там работали две девушки из Новгорода, по слухам, разведчицы, с рацией. Во время одного крупного сборища офицеров девушки по рации сообщили об этом нашим, которые открыли артиллерийский огонь, и много вражеских офицеров погибло под обломками обрушившегося здания»[470]

. На самом деле это произойдет летом 1943 г. Но об этом будет рассказано далее.

Виктор Лазарев не осуждает своих землячек за связь с оккупантами. «Некоторые женщины гуляли и с немецкими, и с испанскими солдатами. И не только по собственному желанию, а больше по причине подкормить своих детей да стариков, спасая их от голодной смерти»[471].

И здесь хотелось бы напомнить о священнике из Антропшино, который писал генералу Эстебану-Инфантесу благодарственное письмо за безукоризненное поведение подчиненных ему солдат. Судя по всему, в этой истории во взаимоотношениях служителей культа и испанских кабальеро не все было исключительно благостно. «С осени 1941 г. по благословению епископа Нарвского Павла богослужение проходило в частном доме в деревне Антропшино. С апреля 1943 г. возобновилось богослужение в церкви святой Екатерины.

Дьяконом церкви на этот период был отец Константин (Травин). Впоследствии, после войны, он долгие годы служил в церкви Святой Екатерины (поселок Динамо) в духовном звании протоиерей и похоронен там же.