Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

К «идейному антибольшевизму» испанских солдат Осипова относится крайне скептически. Вернее, она считает, что этого у них вообще нет: «Испанцев пропаганда совершенно не интересует. Это дело немцев, по их мнению, а они только гости. И им совершенно наплевать на все русские и нерусские дела в мире. И на всю политику. Это просто наемники, которые решили подработать денег на войне. Как в Средние века. Только теперь стараются заработать на автомобиль, а тогда на лошадь и на хорошую землю. Мой портной Маноло так и считает: как только будет довольно на покупку автомобиля — он едет домой и женится на своей Пепите. Вот и вся их политика»[457].

А вот ее зарисовки испанского безрассудства: «3.12.1942. Испанцы неподражаемы. Сегодня один из них, катаясь на финках, провалился под лед Славянки. Утонуть в ней невозможно, но промок он до нитки. Он и не подумал пойти переодеться, а продолжал кататься как ни в чем не бывало. На финках обычно все здравомыслящие люди катаются вдвоем, и тогда один сидит в кресле, а другой правит, стоя на полозьях. Для этого они и устроены. Но испанцы становятся на сиденье и так катятся с горы в реку. Орут они при этом так, как будто бы пришел их последний час.

Испанцы доставили мне огромное удовольствие и злорадство. Все в доме сидят без света. Испанские часовые на электростанции пекли ночью картошку и мимоходом сожгли станцию»[458].

При оценке достоверности того или иного источника необходимо учитывать условия его появления и степень предвзятости автора. Лидия Осипова — человек, безусловно, настроенный крайне антисоветски. Абсолютным злом она считает не нацистскую Германию, а сталинский Советский Союз. Первые выдержки из своего дневника она опубликовала уже в эмиграции. Но подобные характеристики испанцев встречаются и в материалах, собранных в Советском Союзе. Так, в Государственном музее-заповеднике «Павловск» хранятся материалы, подготовленные еще в 60–70-х гг. XX в., в частности машинописная брошюра Н. С. Садовской «Павловск в период Великой Отечественной войны». В ней, в частности, утверждается следующее: «В 1943 году в Павловске стояли части испанской Голубой дивизии (улица Красного курсанта)…

Испанцы, по свидетельствам очевидцев, лояльно относились к местному населению, а детей часто кормили в знак благодарности за спасение испанских детей в 1936–1938 годах»[459].

Более беспощадны в своих характеристиках испанских солдат акты ЧГК. Понятно, что в первые месяцы освобождения после оккупации иначе быть не могло: «В Пушкине, кроме немцев, одно время размещались австрийские части, а осенью 1942 года их сменила испанская „Голубая дивизия“. Были тут финны, бельгийцы и другие любители „пера и топора“. Все они отличались коварством и жестокостью в сочетании с европейской деликатностью. Немцы свысока смотрели на своих союзников, не доверяли им. Нередко между ними возникали конфликты, особенно из-за женщин и при дележе добычи — трофеев.

Мягче и доброжелательней относились к местному населению испанцы. Они иногда задабривали местное население, угощая детей сладостями, помогали тем, кто на них работал. Но и они, подчиняясь требованиям немецкого командования, проводили экзекуционные меры. Бандиты из испанской „Голубой дивизии“ на глазах у сотен людей на Октябрьском бульваре повесили 7 военнопленных и 20 дней не разрешали снимать трупы. Со зловеще спокойными лицами палачи фотографировались возле казненных. Зверства совершались по прямому приказу немецкого командования и фашистского генерала Муньоса Трантеса (так в тексте. — Б. К.). Этот палач, на грудь которого Гитлер повесил Железный крест, был соучастником военных преступлений „Голубой дивизии“»[460]

.

В советских документах особо подчеркивались любвеобильность и вороватость испанских солдат: «С осени 1942 года оккупацию Пушкина и Павловска осуществляла испанская „Голубая дивизия“…

И при них продолжались разрушение и грабеж жилых домов, уничтожение памятников истории и культуры. Все, что оставалось во дворцах и парковых павильонах, было разграблено, парки превратились в места лесозаготовок и кладбища немецких и испанских солдат и офицеров. С приходом новых частей режим нисколько не изменился. Для девушек и молодых женщин по приказу командования были созданы „испанские дома“, якобы для обслуживания офицеров. В издевательствах над девушками испанцы мало чем отличались от эсэсовцев. Только за недостаточно вычищенные сапоги девушек остригали наголо или избивали кнутами, иногда до смерти»[461].